— А вот и наш знаменитый донжуан с Налевок!
Ципкин закусил губу.
— Сабина, я не для того пришел, чтобы надо мной смеялись.
— А чего ты хочешь? Медаль? Садись. Сюда, в шезлонг.
— Спасибо.
— Не думай, что ты сильно меня удивил или что-нибудь такое. — Сабина говорила спокойно, как человек, который все обдумал и решил. — Я никогда тебе не верила, даже не сомневайся.
— Надеюсь, мы останемся друзьями.
— Зачем мне дружить с шантажистом?
Ципкин побледнел.
— Пожалуй, пойду.
— Подожди. Уйдешь, когда я сама тебя выгоню, не раньше. Такие, как ты, не имеют права уходить, когда им вздумается.
И панна Сабина засмеялась, показав желтоватые зубы. В семье она славилась тем, что никогда не лезла в карман за словом, хотя обычно была сдержанна и меланхолична.
Оба замолчали. Ципкин заложил ногу за ногу.
— Что читаешь?
— А тебе не все равно? Кто эта Клара? Та помещица, о которой ты писал мне в Карлсбад?
— Может, и писал, не помню.
— Почему ты не пойдешь к ней? Она, бедняжечка, умирает без тебя, все глаза выплакала.
— Так в письме было написано?
— Да, как-то так. Может, она разведется и за тебя выйдет? Ты писал, у нее очень симпатичный сынишка.
— К чему этот сарказм?
— А что? Ты же сам о нем так подробно рассказывал. Я никогда не воспринимала тебя всерьез, и теперь это мне помогает. А сколько вообще у тебя женщин?
— Сабина, я пришел попрощаться и не собираюсь тут исповедоваться. Хочу тебя поблагодарить за счастливые минуты, которые мы провели вместе.
— Не стоит благодарности, не такие уж они были счастливые. С Кларой, наверно, тебе было лучше. Ты поужинал?
— Да, спасибо.
— Кто был в столовой?
— Твой отец.
— Только он? Что он тебе сказал?
— Он тоже рассержен, но все-таки хочет, чтобы мы поженились…
Последние слова Ципкин выговорил, словно через силу. Кровь прилила к лицу, он заморгал глазами. Панна Сабина готова была рассмеяться, но снова посерьезнела.
— Чтобы я вышла за обманщика?
— Никто, моя милая, тебя не заставляет.
— Надеюсь, надеюсь. Если бы мой добрый папа мог, он бы меня заставил. Как ты с ней познакомился?
— Случайно встретились здесь, в городе.
— Любовь с первого взгляда?
— Если это можно назвать любовью.
— А что же это? Ты ей сердце разбил. Хочу у тебя кое-что спросить. Дай мне руку и пообещай, что скажешь правду. А то ты известный лгун.
— Что ты хочешь знать?
— Подойди сюда и дай руку.
Ципкин неуверенно подошел. Ладонь Сабины была горячей и влажной.
— Даешь честное слово, человек без чести?
— Даю слово.
— Сядь туда, где сидел. Не нависай надо мной.
Ципкин опустился в шезлонг.
— Она была здесь? У нас в доме?
У Ципкина дернулся кадык.
— Да.
— А в этой комнате?
— Да.
— И сидела на этой кровати?
— Если не упадешь в обморок, скажу.
— Ты же знаешь, я не склонна к обморокам.
— Да, сидела. Что еще?
Неподвижное лицо панны Сабины побелело, но в глазах светились искорки смеха, как у ее отца.
— Ты веришь, что на всем свете нет большего подонка, чем ты?
— Не знаю.
— Точно нет. Уходи и никогда не возвращайся! — Ее тон изменился. — Больше не хочу ничего о тебе слышать. Понятно?
— Понятно.
Ципкин приподнялся с кресла.
— Куда?! Я же сказала, что выгоню тебя буквально, физически. Сядь на место. Когда это произошло?
— Я числа не записал. Однажды вечером.
— Дворник ее видел?
— Нет. Ворота, кажется, еще открыты были, когда мы пришли.
— Когда она ушла? Утром?
— Нет, ночью.
— Я эту кровать выброшу. И постельное белье тоже. Не поверишь, но я что-то чувствовала. Кровать стала как чужая. Почему ты это сделал?
— Потому что ты решила разыгрывать из себя скромницу.
— А что, я должна была вести себя, как уличная девка, как та?
— Нет, зачем же как уличная девка?
— Что отец сказал?
— Чтобы мы скорее поженились.
— Скорее? Сейчас я тебя отпущу. Ты клялся мне в любви. Я с самого начала тебе не верила, первое впечатление было, что ты лжец. Ты сразу, как только появился, начал рассказывать о своих подвигах в Киевском университете и о том, как тебя заботит судьба человечества. Я тебя не обманывала, сразу тебе сказала, что не верю… Но казалось, в тебе и правда есть какая-то гуманистическая нота. Позволь спросить, что ты теперь собираешься делать?
