— Да, понятно.
— Чем тебя у сестры покормили?
— Кашей с хлебом.
— Ты не голодна?
— Нет, не голодна. Но там служанка меня все расспрашивала.
— О чем расспрашивала?
— О том о сем. Живы ли родители у меня.
— Ты не сказала, что сбежала от хозяев?
— Сказала.
— Зачем?! Это не их собачье дело!
— Ну, так.
— Не надо все рассказывать! Эх, жаль, я тебя сразу не предупредил. Теперь эта тварь пойдет к ним и нас выдаст. Ты хоть не сказала, где служила?
— Сказала.
— Что ж ты наделала?! Ладно, плевать. Только теперь держи рот на замке.
— Хорошо.
— Пан, приехали, — сказал кучер.
Пролетка остановилась, Люциан заплатил двадцать грошей. Азриэл жил напротив церкви. Уже стемнело, фонарщик из магистрата зажег газовые фонари. Мимо проезжали дрожки, скользили сани. Дымки из печных труб развевались под ледяным ветром, как женские подолы. Продавец жареной картошки грелся возле своей жаровни. Только сейчас, войдя в ворота, Люциан подумал, что зря они сюда приехали. Азриэл — человек неплохой, образованный, но Шайндл — совсем другое дело. А Азриэла, может, и дома нет. Что он скажет? Только себя скомпрометирует. Люциан всмотрелся в список жильцов. Горела лампа, но написано было таким почерком, что ничего невозможно найти. «И чего меня сюда черт принес? — удивился себе Люциан. — Хоть бы минуту подумал сначала. Нельзя быть таким импульсивным! Нужно переделать характер, а то пропаду». Из сторожки вышел дворник и объяснил, как найти квартиру Азриэла Бабада. Дом был новый, в три этажа.
— А девушка кто такая? — спросил дворник, но Люциан не ответил. Они поднялись по лестнице, перед дверью Люциан отдал Касе корзину и постучал. Открыла Шайндл. Люциан видел ее только однажды и не сразу узнал. Она была беременна, и, похоже, срок уже был немалый. На голове платок, платье, не слишком чистое, порвано спереди, в руке пучок соломы — видно, Шайндл мыла посуду.
— Наверно, вы меня не узнаете. Я Люциан Ямпольский.
— Пан граф! — Шайндл отступила в сторону.
— Эта девушка со мной. Может, вы удивлены…
— Пусть пан граф войдет. И ты заходи. Ноги вытирай.
— Ваш муж дома?
— Нет, но должен вернуться с минуты на минуту.
Шайндл была на кухне не одна. На табуретке сидела девушка, уже не первой молодости, за двадцать, с зачесанными назад волосами, в сером платье из грубой ткани и блузке с высоким воротником. Люциану показалось, что когда-то он ее встречал. Не сказать, что она некрасива, однако нос великоват, а взгляд — по-еврейски грустный и в то же время острый, как у француженок или итальянок. Брови слишком густые, губы тонкие, лоб не по-женски высокий. Люциан смутился и неуверенно заговорил:
— Это Кася, я ее лет десять знаю, хотя ей всего пятнадцать. Жил у ее матери, когда москали меня разыскивали. Ее мать тогда мне жизнь спасла, буквально. Это сразу после восстания было. Мне эта девушка как родная, можно сказать, дочурка или сестренка. Я, когда вернулся, узнал, что отец ее в служанки отдал плохим людям. Они ее в чулан запирали, словно в тюрьме держали. Решил, это мой святой долг — вызволить ее из рабства. Пришел, приказал ей собрать вещи и идти со мной. Хозяева крик подняли, но я их слушать не стал. Вот, теперь ходим по всему городу. Хотел ее к себе забрать, но у нас такое положение, что это неудобно будет. Ваша сестра сейчас не в духе, так что я не могу никого привести, не предупредив заранее. Нужно с ней сначала поговорить. Вспомнил, что у вас служанки нет. Может, возьмете ее ненадолго? Собираюсь для нее подходящую школу найти или пансион.
Шайндл вытаращила глаза.
— Это так неожиданно… Во-первых, нам служанка не нужна. Вернее, нужна, но мы вынуждены экономить. Во-вторых, ей негде у нас ночевать.
— Она может спать на кухне.
— Сегодня у нас моя золовка ночует. Забыла представить. Это сестра моего мужа, панна Мира…
— О, так вы сестра Азриэла? Ваш брат рассказывал о вас. Ваш отец, если не ошибаюсь, раввин в Ямполе.
— Был раввином в Ямполе. Теперь мы с родителями в Варшаве живем.
— Значит, переехали? Интересно… Что ж, мне надо искать, куда эту девушку пристроить. Хотя уже ночь…
— Что там с тобой делали? — вдруг спросила Шайндл Касю.
