Теперь разве что в страшном сне этим двоим может присниться, как когда-то они вдвоем спасались-бежали сломя голову и куда глаза глядят, как Иванушка с Еленой Прекрасной из русских сказок, за которыми гналась баба-Яга. То гребень бросят на дорогу — и лес вырастет. То косынку — и река разольется. И т. д. Как покупали второпях кое-как слепленные фальшивые паспорта, а к ним еще кучу липовых бумаг в придачу, выложив немалые деньги, в каком-то московском грязном, продуваемом ледяными сквозняками подземном переходе-трубе у какой-то седой и косой бабы. А настоящие свои паспорта закопали в таком месте, что теперь и сами не припомнят. Никто не вспомнит и не узнает.
Но Господь-то Бог все видит и все ведает.
Если бы тому, что произошло в тот достопамятный зимний день на малой Волге, нашелся случайный свидетель, то последний, пожалуй, не поверил бы своим глазам, и потом еще долго спрашивал бы себя, уж не пригрезилось ли ему увиденное, и уж, конечно, не смог бы рассказать ничего вразумительного, не говоря о том, чтобы когда-нибудь это объяснить.
Какой-то мужик, по виду обыкновенный рыбак, с рюкзаком, в тулупе и в валенках спустился к реке, окинул взглядом широкие сверкающие просторы заснеженной малой Волги, посмотрел на часы и направился прямиком к середине, где едва виднелась, угрожающе колыхалась огромная, еще не застывшая полынья.
Не доходя до полыньи двух десятков метров, мужик остановился, снял рюкзак, сбросил с себя тулуп, снял валенки. Под тулупом оказался полный, под горло костюм аквалангиста. Затем достал из рюкзака пару баллонов и маску и, надев их, двинулся дальше, прихватив с собой и тулуп с валенками и облегченный рюкзак. Еще раз остановился, чтобы еще раз пристально осмотреться и взглянуть на часы. Вокруг, сколько достигал взгляд, не было ни единой живой души. Затем продолжил путь, уже не останавливаясь. За два-три шага до полыньи лед под ним подломился, и мужик в гидрокостюме ухнул вниз. Так и ушел бесследно под воду со всем своим барахлом — с тулупом и валенками под мышкой. Вокруг воцарилась полная тишина и безлюдье. Сияло солнце, снег блестел.
Приблизительно через полчаса на берегу появился другой мужик, который кряхтя притащился тем же путем. Беспокойно озираясь по сторонам, он ступил на лед, но, сделав всего несколько шагов, словно что-то осознав, встал как вкопанный, а затем в ужасе, все быстрее и быстрее попятился назад. Выбравшись на берег, постоял, переводя дыхание, а затем уже без остановок поспешил обратно на станцию и уехал в Москву.
Между тем пару километров вниз по течению, как раз за изгибом реки, из другой страшной полыньи не без труда выбрался на лед давешний странный аквалангист. Тулуп и валенки, судя по всему, так и были унесены черными волжскими струями. При нем был лишь рюкзак. Немного отдышавшись, оглядевшись, мужик снял баллоны, гидрокостюм, под которым оказалась теплая фланель, достал из рюкзака полиэтиленовый пакет и, развязав его, извлек оттуда все сухое — ботинки, брюки и легкую пуховую куртку. Быстренько одевшись, он упаковал в рюкзак баллоны и гидрокостюм, а затем широким и сильным движением, как шар на кегельбане, отправил рюкзак прямиком в полынью, в которой рюкзак тут же и сгинул. После чего, уже совершенно налегке, оправился на станцию и в Москву.
Это был, естественно, не кто иной, как сам «утопший» — Чемоданов.
Кстати, никто еще не развеял весьма сильных, хотя и смутных, подозрений, что его гибель отнюдь не была случайной.
Кто, кроме Бога, ведает, что в этот момент творилось у него в душе!
