Заканчивается произведение утопическим эпизодом возвращения Южной Осетии в состав Грузии: случается это из-за ранения, полученного в перестрелке Олегом. После этого он передает «огород» Робинзону с просьбой защищать его. Пхакадзе скрывает за аллегорией мысль о возвращении Южной Осетии при единственно возможном условии: неурядице, которая ослабит Россию[170]. Грузинская писательница не поднимает открыто национальный вопрос и вопросы «кто прав?» и «кто виноват?», а оставляет надежду на воссоединение грузин и осетин.
В русской литературе Южная Осетия упоминается лишь в контексте постсоветских перемен (у Горюхиной, Битова) или в единичных кратких воспоминаниях. К таким относится повесть алтайского писателя и журналиста, о котором уже шла речь, Вячеслава Валентиновича Морозова[171] – «Цхинвал»[172]. Писатель выстраивает сюжет, исходя из желания продемонстрировать три стороны конфликта. Одна – русская: Николай Горячев, прототипом которого являлся автор, и скучающие на блок-постах солдаты, жаждущие активных боевых действий, потому что вспоминают о «настоящей» службе в Афганистане; другая – конфликтующие стороны: с грузинской – его друг Зураб, а с осетинской – население Южной Осетии. Причиной приезда Горячева в Грузию и поездки в Южную Осетию была осложнившаяся обстановка в Цхинвали. Из разговора Коли и Зураба:
– А что происходит? Ничего не происходит. Грузины уходят из города, военные патрулируют улицы, осетины вооружаются. Хотят, чтоб Северная и Южная Осетия объединились. Сейчас же как: Северная Осетия входит в состав России, а Южная – в состав Грузии. Так они за то, чтоб Южная Осетия тоже вошла в состав России. Сам понимаешь, мы на это не можем пойти. Грузия и так маленькая, чтоб еще территорией разбрасываться… (Морозов, 2007. C. 108).
На самом деле, спор между друзьями о политической обстановке получил характер спора между империями – «малой» и «большой». Грузия, чтобы защитить и сохранить свои территории – Абхазию и Южную Осетию[173], вынуждена была прибегнуть к имперским способам удержания, хотя результатом процесса сохранения территорий стала их потеря и изгнание большей части грузинского населения, превратившейся в беженцев. Зураб упрекал русских в том, что не дали оружия, чтобы остановить протесты осетин и удержать их в составе Грузии, а Горячев на это ответил – хорошо, что не дали, потому что потом обвинили бы русских в «экскалации агрессии». Из текста выходит, что друзьями для осетин стали русские солдаты, так как они нашли подход к осетинскому населению (Морозов, 2007. C. 110), а образ врага стал связываться с грузинами, которые используют рычаги давления против маленького народа: перерезали пути для поставки горючего, препятствуют подаче электроэнергии, продовольствия, медикаментов и даже используют убитых для перевозки оружия в гробах. Приметами войны в повести становятся контрольные посты, беженцы, пешком покидающие Южную Осетию, похороны. Например, в повести описываются похороны старушки-грузинки. Ее решили похоронить на грузинской стороне, и пришлось катить гроб через границу, а потом в прессе появилась ложная информация, будто в гробу перевозили оружие.
Писатель попытался использовать такие литературные средства, чтобы выстроить текст равномерно, нейтрально распределяя информацию о конфликтующих сторонах, стараясь не исказить впечатлений от увиденного, со стороны. Сюжет о грузинском гостеприимстве дополняется сюжетом об осетинском застолье и обычаях. Заканчивается повесть словами о том, что кладбище выросло, что Горячев видел, как снайперы – грузин и осетин – друг друга уничтожили, и описанием страшного сна об оторванной голове красивой куклы. Горячев слышал репортажи о стрельбе и в Цхинвали, и в Тбилиси, – автор оговаривается, что журналист не знал еще, что это только начало.
Я хотела бы обратить внимание на повесть, которая вроде бы условно подходит под мои рамки – литература о грузиноюжно-осетинском конфликте начала 1990-х годов в русской и грузинской литературе. Почему условно? Потому что повесть написана на русском, но ее автор осетин и, возможно, его идентифицируют как осетинского писателя, а повесть – как осетинскую литературу. Сложность отношений между грузинами и осетинами стала темой повести «Самтредиа»
