– Мне приснился белый лебедь… мамочки, к чему же?
Еще певчие и свечи… мамочки, к чему же?
– Мама, мама, белый лебедь предсказание слал мне
И крылом махал, и пел он… мамочки, к чему же?
– Лебедь белый пел тебе? Горюшко мне, горе,
Значит смерть-то с песней этой… Горюшко мне, горе!
[162]Нишнианидзе, 1990. C. 289.
Кроме того, знаком еще советского времени были письма и обращения к власти от лица русской интеллигенции и статьи из зарубежной прессы, осуждавшие события в Тбилиси. Подтверждением этому служат даже названия статей и материалов: «Экстремизм – демократия наизнанку» (с. 72), «Наш долг – вернуть спокойствие Грузии» (с. 74), статья Г. Сидоровой «Трагедия, которой не должно было быть» (с. 163) или «Однажды случившееся не должно повториться (М. Беляков, Б. Васильев, А. Гельман, Д. Луньков, Э. Шенгелая, Е. Яковлев)» (с. 212). На закате советской эпохи установка на «дружбу народов» еще срабатывала: гражданское осуждение звучало в масштабах СССР, но позже вектор изменится – появится раскол на русское и грузинское. Наверно, это был первый и последний сборник, в котором прозвучал совместный русско-грузинский голос-протест против советской власти.
Другим историческим событием, центром которого стал проспект Руставели, была Гражданская война в Грузии 1991–1993 годов, разгоревшаяся из-за столкновений сторонников и противников сверженного первого президента Грузии Звиада Гамсахурдии. Грузия 1990-х предстала в художественных произведениях о тех годах страной протестов, речей грузинских демагогов[163], страной с возросшим чувством патриотизма и стремлением к независимости: «Чем-то новым, непривычным» (Эбаноидзе, 2001. C. 215) повеяло в грузинском обществе. Гражданская война стала частью сюжетов уже анализировавшихся романов: Отара Чхеидзе, Александра Эбаноидзе, Наталии Соколовской.
О прозе Чхеидзе я говорила в главе «„Пушкин!“, или О чем заговорил субалтерн в романах Отара Чхеидзе». Раскол и истерию тех лет писатель изобразил как театр в первом романе «Артистический переворот», как трагедию личностей и психологическую травму (Звиада Гамсахурдии и главного героя романа Баадура Рикотели) в романе «Белый медведь».
Театром абсурда показался Тбилиси тех лет Лаврентию Оболадзе из романа «Ныне отпущаеши» Александра Эбаноидзе. Чтобы показать неготовность новых властей управлять государством, автор вводит сюжеты, схожие с фантазией маразматика. Например, изображает партию традиционалистов, которая говорит о достижении независимости и экономическом развитии с помощью «разноплеменных» женщин, которые будут обслуживать туристов и обеспечивать гостеприимство (Эбаноидзе, 2001. C. 274). Оказывается, по размышлениям партийцев, грузинки для такой роли не годились, так как нельзя было осквернять образ женщины-матери, хранительницы очага. Процесс выстраивания образа врага также кажется абсурдным: Россия якобы покушается на детородную энергию грузинских мужчин, что может погубить нацию. Автор высмеивает новую грузинскую власть: не называя фамилии, а подразумевая Звиада Гамсахурдию, приводит истории, связанные с ним, опять же с помощью абсурдизации. Лидер нации якобы на митинге рассказывал новеллу о тещиных курах, пораженных чумой, в чем обвинял Россию (Там же. C. 292). Всеобщее поклонение грузинок Гамсахурдии передается в отрывке о женском батальоне «Синие чулки» (Там же. C. 331). Женщина-активистка Гюли из Ушгули высказывает мнение, что «там» (скорее всего, в России) завидуют молодости лидера, его красоте, образованности и любви народа. Одна из женщин даже обручилась с памятником лидера, другие блюдут девственность для лидера нации. Высмеивается неадекватный подход к аристократии, к грузинским князьям, которые вывели фрукт «мандакос» (Там же. C. 298–299), смесь мандарина с кокосом, и планируют на нем разбогатеть. Русский писатель грузинского происхождения сочувствовал своему народу, но серьезности в планах новой власти Грузии, касающихся развития страны вне российского поля не видел. Для него Грузия была маленькой усталой страной, «захлебывающейся в историческом водовороте» (Там же. C. 297). Своеобразны и признания пожилой учительницы русского языка и литературы Устины Андреевны Коноплевой, жившей в Грузии. Она переживает из-за происходящего, но не видит Грузию вне поля России: «все решится
