Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки - страница 71

Шрифт
Интервал

стр.

– Сталин не может быть грузином. Грузины добрые, гостеприимные и очень родственников любят. А Сталин был недобрый. Нет, недобрый. Жену убил, над дочкой издевался, от сына родного отказался. Разве это грузин? Нет, Сталин не был грузином (Бершин, 2005. C. 48).

Стремлению идеологизировать грузина рассказчик противопоставляет вспоминание о саркастичном и циничном грузине-бизнесмене.

Если «грузинскость» Сталина оспаривается, тогда какие варианты предлагаются в современных текстах? Вслед за историографами, обсуждающими осетинское происхождение отца Сталина, появляются и литераторы, поддерживающие эту версию. Нельзя не вспомнить известные мандельштамовские строки: «Что ни казнь у него – то малина И широкая грудь осетина» из стихотворения 1933 года «Мы живем, под собою не чуя страны…». Например, в «историко-этнографическом повествовании» (по определению автором жанра произведения) «О том, как я разоблачил грузинского шпиона»[122] Игоря Смирнова-Охтина (1937 г. р.) говорится о твердом желании осетин закрепить мнение об осетинском происхождении Сталина:

У них была одна забота… нет, две.

Вторая – планетарного масштаба. И весьма целомудренна. Не в пример первой. Вторая забота была – Иосиф Сталин. Дело в том, что осетины убеждены, что Сталин – осетин. И на здоровье! Другие племена – в полном племенном составе – не претендуют. Даже грузины. Ну, кое-кто – ДА, но так, чтобы «сто процентов», – НЕТ. А осетины – как один! (Смирнов-Охтин, 2005. C. 73).

Кроме доминирующего дискурса великого полководца и его национальной принадлежности, в современной литературе отмечается тенденция отразить присутствие в настоящем Сталина как некой «эфемерной субстанции».

Дискурс «наследия» привлек внимание трех авторов, к которым я обращусь ниже. Например, мифический образ «отца» возникает в коротком смешном рассказе-диалоге писателя и сценариста, эмигрировавшего в США, Андрея Смирягина (1965 г. р.) «Папаша» (2000).

Автор представляет свою «концепцию» советского человека, который вроде уже не связан с «отцом» и не знает его, но ищет, потому что на фоне Кремля была сфотографирована семья народов и отец тогда был. «Отец» является некой исчезнувшей, но и существующей субстанцией. Содержание рассказа сводится к диалогу между ищущим клиентом и фотографом:

– Товарищ фотограф, вы нашу семью на фоне Кремля снимали?

– Снимал. <…>

– А куда на фотографии делся папа? <…>

– Грузин не может быть моим папой!

– Почему вы так думаете?

– Потому что я – не грузин. <…>

– А почему мама мне никогда про это не говорила?

– Ну, знаете, если каждая женщина будет вспоминать про всех своих грузин…

– Но моя мама никогда и в Грузии раньше не была.

– Ну и что, он сам к ней приезжал. Как приехал, так сразу и сказал: «Клава, я твой навэк!» А потом сразу уехал.

– Какая еще Клава, мою маму зовут Верой.

– Я и говорю: «Вэра, ты мой навэк!» Вскочил на коня и ускакал.

– Постойте. Так значит, и я грузин!

– Конечно, грузин.

– И дети мои грузины?!

– Не беспокойтесь, и дети ваши грузины, и дети детей будут грузинами (Смирягин, 2000).

Абсурдным рисует наследие XX века Владимир Шаров в постмодернистском романе-фантасмагории «До и во время» (1993). Сюжет сводится к тому, что главный герой-рассказчик попадает в особое отделение психбольницы, где находятся люди, прославившиеся своей гениальностью в детстве. Их исследовали в Институте природной гениальности, а когда институт закрыли, гении остались жить в психбольнице. Но, конечно, они знали все. И тут появляется своя версия истории России, а с ней и Грузии первой половины XX века. Фигура Сталина в этой истории не последняя. Автор представил собственный вариант начала революционно-политического пути Кобы/Сталина, ограбившего вместе с соратниками банк некой мадам де Сталь, которая должна была помочь Кобе переправиться в Россию, – а впоследствии оказывается, что она его мать. Истории в романе не имеют ничего общего с подлинной историей.

Юрий Дружников (1933–2008) – историк литературы, диссидент, выдвигавшийся в 2001 году Варшавским и Гданьским университетами на Нобелевскую премию, родившийся в России и эмигрировавший в 1987 году сначала в Австрию, а затем в США, где стал одним из крупнейших американских славистов, считается создателем жанра микроромана в СССР. В микроромане «Медовый месяц у прабабушки, или Приключения генацвале из Сакраменто» (2002) он пишет о приключениях американца в Грузии и Абхазии военных лет. Одной запоминающейся деталью служит трубка Сталина.


стр.

Похожие книги