Выходом из сложной постсоветской антироссийской ситуации стал диалог с властью. В годы правления бывшего министра иностранных дел СССР, президента независимой Грузии Эдуарда Шеварднадзе Богомолов стал депутатом Парламента Грузии, а также членом Совета соотечественников при Государственной думе Российской Федерации. Он основал русское культурно-просветительское общество Грузии, в котором стал президентом-координатором (Тухарели, 2011. № 11. C. 40–41). Со слов дочери Богомолова Ирины Модебадзе, главным мотивом диалога было стремление защитить профессиональные интересы, связанные с русской литературой, сохранить от вычеркивания достижений предшественников, а русскоязычное население Грузии в целом – от антироссийских настроений, царивших в обществе.
В этот же период, параллельно традиционному дружескому тону исследования русско-грузинских литературных связей, появляется труд, который стал реакцией на антигрузинские настроения в российском обществе. Нодар Леванович Поракишвили, профессор ТГУ, возглавлявший известную кафедру после Богомолова, предложил кардинально иной взгляд на «дружбу». Его книги дают мне возможность обратить внимание на то, что с переломом в политической системе связан и перелом в науке. Тридцатилетнее исследование русской художественной литературы и российской прессы дало основание Поракишвили начать развенчивать миф о «дружбе народов» – грузин и русских. В конце 1990-х годов появилась книга «Сеятели вражды, или Анатомия и физиономия грузинофобии» (Тб.: Тип. ТГУ, 1997; соавтор Гиорги Цибахашвили), а позже, в соавторстве с Омаром Гогиашвили, – «Безумие и безумцы, или Ленин и теперь жалеет всех живых: Незанимательная грузинофобия» (М.: Славянский мир, 2005) и «Эпидемия идиотизма: О незанимательной грузинофобии и не только о ней» (Тб.: Универсал, 2006). Вопреки принятым дружеским воспеваниям, в знак обиды и провокации, Поракишвили проанализировал тексты и привел имена авторов (писателей, публицистов), назвав их «державниками», «заединщиками» и грузинофобами, которые писали или отзывались о Грузии и грузинах: Виктор Астафьев, Дмитрий Галковский, Михаил Лобанов, Вячеслав Передельский, Владислав Шурыгин и другие. Главным настроением исследователя, подтолкнувшим к такого рода трудам, являлись несправедливость и обида на негативное отношение русских «коллег», приезжавших и прекрасно отдыхавших в Грузии в советское время, а позже неблагозвучно отзывавшихся о южном народе. Здесь следует оговориться, что после прочтения трудов Поракишвили неподготовленный читатель и в самом деле увидел бы явления массовой грузинофобии и что тем самым (в ходе указанной рецепции) может произойти фальсификация истории, более того, это могло перечеркнуть совместные культурные и научные достижения.
За политической «деколонизацией» (имеется в виду выход из состава СССР и образование независимой республики Грузия) последовала «деколонизация» культурная, то есть отказ от широкого использования русского языка в системе образования Грузии и от рассмотрения грузинской истории и культуры сквозь призму отношений с Россией. Стремление к культурной деколонизации поставило русско-грузинскую литературную традицию и людей, которые персонифицировали собой эти отношения, на грань выживания и забвения, хотя большая часть грузинской интеллигенции осознавала, что этот процесс ведет к отрицанию вклада грузинских деятелей на определенном историческом этапе в мировой литературоведческий процесс, вклада, который был бы невозможен без русско-грузинского культурного и литературного общения, строившегося по большей части не только на профессиональном общении, но и на искренней дружбе и творческом сотрудничестве. Литературоведы, занимавшиеся русско-грузинскими связями, и другие специалисты, связанные с русским языком и литературой, стали самой уязвимой группой ученых. Грузинские исследователи продолжали работать по инерции: в условиях выживания, несмотря на отсутствие большого интереса к их труду.
Начало 2000-х годов в Грузии связано с реформами в системе образования, которые серьезно отразились на исследовании русско-грузинских литературных связей. Реформы проходили в три этапа: в 1997, 2004 и 2010 годах. Если первый этап не был кардинальным, за ним не последовали массовые сокращения кадров и реструктуризация вузов, то второй и третий, пришедшиеся на период президентства Саакашвили, кардинально отразились на высшей школе. Приоритетными пунктами реформ правительства Саакашвили были борьба с коррупцией и реформирование системы высшего образования в соответствии с «Болонской конвенцией», а также искоренение всего, что связывало бы население Грузии с «главным врагом» – Россией, которую обвиняли в аннексии Южной Осетии и Абхазии. Упразднение роли русского языка произошло путем сокращения сфер его применения – в школах, университетах. Исследователь советского и постсоветского социокультурного пространства Тимоти Блаувельт в статье, посвященной русскому языку в современной Грузии, пишет о том, что привилегированным стал английский язык, а о русском стремились забыть (Blauvelt, 2013. P. 192). Были закрыты русские секторы в грузинских школах и сами русские школы, функционировавшие с советских времен. Русский язык приравняли к любому другому иностранному.
