Знаком изменившихся приоритетов становятся исчезновение грузинских фамилий из списка сотрудников, появление абхазской фамилии, а в 2010 году появляется труд «Основоположник российского академического востоковедения академик Андрей Михайлович Шегрен» (составитель А. И. Алиева)[308]. Здесь вектор «основоположника», с которым на протяжении десятилетий были связаны имя Н. Я. Марра, а затем уже и имя М. И. Броссе, исследования которого были прикованы к Грузии, сдвинут в сторону Броссе и ранее не популярного имени А. М. Шегрена, составившего первую научную грамматику осетинского языка (С. 3). Абхазские и осетинские нотки начинают наиболее ярко звучать после признания независимости этих стран Россией.
С изменением официального политического статуса Грузии и России, а значит, с разрушением особой формы имперско-колониальных отношений (Moore), на смену «полевым» исследовательским работам имперского периода и целенаправленно «скрепляющим» работам советского периода пришло время переформатировки интересов и приоритетов исследовательского направления.
В Грузии, как и в России, в первое постсоветское десятилетие исследования велись по инерции, на основе старых принципов и методов. На первый план были выдвинуты вопросы выживания: и физического, и научного. Ранее активная исследовательская деятельность сменилась долгим провалом. Иллюстрацией может послужить судьба Константина Герасимова[309], который умер от обострившейся болезни на фоне недоедания, а часть его уникальной библиотеки старинных книг была разграблена[310]. Уменьшился объем научных изданий, монографий, изменилось качество научной жизни. Сборники, выходившие в свет, издавались за счет личных средств авторов («Актуальные вопросы межнациональных филологических общений», «Грузинская русистика. Литературоведение. Лингвистика. Культурология»).
Когда появилась возможность издавать фактически бесцензурно любой материал, на него не было средств, к тому же интерес к филологии не только в Грузии, но на всем постсоветском пространстве постепенно был утрачен. Следовало найти такую форму, которая позволила бы ученым заниматься привычным делом, не находясь в оппозиции к официальной антироссийской политике новой Грузии. Поиск выхода из сложившийся ситуации лег на плечи Игоря Семеновича Богомолова (1932–2003), возглавившего кафедру истории русской литературы в 1994 году. Он был этническим русским, коренным тбилисцем, также сформировавшимся между двух культур. На кафедре ТГУ он начал работать в 1972 году, параллельно являясь заведующим отделом литературных взаимоотношений Музея дружбы народов в Тбилиси. Ученый защитил кандидатскую диссертацию («Из истории русско-грузинских литературных взаимосвязей. Я. Полонский и грузинская действительность», 1960), а позже и докторскую («Из истории грузино-русских литературных взаимосвязей (первая половина ХIХ века), 1968) в Тбилиси (Тухарели, 2011, № 11. С. 40–41).
Богомолов продолжил исследования, начатые Шадури, но занимался уже грузино-русскими литературными связями: изучал, как и что писали грузинские литературные и общественные деятели о творчестве Александра Грибоедова, Александра Пушкина, Павла Антокольского, Якова Полонского и других русских писателей, а также изучал влияние их творчества на грузинскую литературу и общественную мысль[311]. Его работы посвящены Александру Чавчавадзе, Григолу Орбелиани, Николозу Бараташвили, Вахтангу Орбелиани, Михаилу Туманишвили (поэт), Георгию (Гиорги) Эристави, Важа Пшавеле. Богомолов внес тему «всереспубликанской дружбы» в грузинское литературоведение. В одной из его книг – «Брат, ты братством силен…» – помещены очерки о связях грузинских литераторов с поэтами и прозаиками всех пятнадцати республик СССР (грузино-украинские, грузино-армянские, грузино-эстонские и др.). Труды ученого советского периода, безусловно, несут в себе черты времени и определенного «соцзаказа»: пропаганды «тотальной» «дружбы народов». Самое главное, что на фоне четкой идеологической линии вниманию последующих поколений исследователей представлены материалы и фундаментальный труд. На сегодняшний день другого ученого, который столь масштабно представил бы материалы многомерных взаимосвязей грузинской литературы с литературами народов СССР, назвать не получится.
