Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки - страница 138
За годы напряженности периодически появлялись различные письма и обращения русской интеллигенции к грузинской или южноосетинской. Политический разлад, отразившийся и на социальных отношениях, стал причиной приутихшей на определенный период «моды» на Грузию.
После 2010 года поездки представителей культуры из России в Грузию потихоньку возобновились. Например, из интервью Юрия Ряшенцева мы узнаем:
Я давно не приезжал в Грузию, хотя раньше, в прошлом веке, бывал там очень часто, начиная с 1960-х и кончая 1980-ми годами, так как занимался переводами стихов грузинских поэтов. Тбилиси – мой самый любимый из всех городов бывшего СССР, поэтому после долгой разлуки я с нетерпением ждал встречи с нынешней Грузией. Разумеется, как и многие в Москве, я был наслышан о якобы негативном отношении местного населения к русским. Но ничего подобного в Тбилиси я не увидел, более того, обнаружил прежнее радушие не только со стороны своих старых грузинских друзей, но и со стороны простых людей, с которыми посчастливилось общаться[301].
А Лев Рубинштейн в эссе «Мы были в Грузии» пишет:
Практически все, с кем мне приходилось разговаривать, дружно спрашивали, первый ли раз я в Тбилиси. Получив ответ, что нет, второй, тут же спрашивали, заметил ли я изменения. Еще бы не заметить. Изменения, прямо скажем, впечатляющие. Не сказать чтобы город совсем выглядит так, как, скажем, Цюрих. Так оно и к лучшему. <…>
Но по-настоящему поразило и бесконечно обрадовало меня не это. Другое. Язык.
Нет, не грузинский, которого я не понимаю и который в Грузии удивить уж никак не может. Меня поразил русский язык, на котором охотно и с видимым удовольствием говорили (или хотя бы старались говорить) буквально все, с кем мне приходилось общаться. Я с радостью и благодарностью убедился в том, что русский язык, который для многих поколений грузинских интеллигентов был прежде всего языком культуры, таковым и остался. Я с радостью убедился в том, что русский язык по-прежнему ассоциируется в этой стране скорее с Пушкиным и Толстым, чем с Путиным, Медведевым и 58-й армией.
«Как хорошо, что вы приехали, – говорили мне, – нам здесь в последние годы так не хватает русского языка. А так хочется иногда поговорить по-русски. Я же русскую школу кончал в свое время. Я же всю мировую классику прочитал именно по-русски. У нас, к сожалению, пока еще мало переводят на грузинский» (Рубинштейн, от 08.09.2010).
В интервью представителей российской интеллигенции встречаются упоминания об отрезке времени, когда они не приезжали в Грузию. Чаще всего – со второй половины 1980-х вплоть до второй половины 2000-х годов.
О поездках грузинской интеллигенции в Россию речи не идет. Основным препятствием стал визовый режим между Россией и Грузией, введенный в 2000 году. Я была свидетельницей разговоров о получении въездных виз участников встреч в рамках мероприятий, связанных с юбилеями Тициана Табидзе и Бориса Пастернака в 2015 году. Это был весьма нелегкий процесс. Паспорта с визами участники получили чуть ли ни в последний день перед отъездом.
Сложная ситуация, которую невозможно было представить лет тридцать назад, стала поводом для обоюдных обид. Политика оказалась причиной травм: для русских писателей неприятной стала изменившаяся риторика в грузинском обществе, сводившаяся к мнению о подавлении грузин в имперские и советские времена, а для грузинских препятствием оказались кровавые события. Старая восхищенно-дружественная тональность сменилась палитрой чувств: от сопереживания до разочарования и агрессии. Приведенный в предыдущих главах материал выискивался, а не находился в легкой доступности. Я имею в виду то, что благодаря мощной машине, созданной политической властью, которая должна была поддерживать «дружбу народов», о русско-грузинских литературных связях существует море информации, а со сменой эпох, для того чтобы создать картину дальнейшего развития, приходилось ее добывать.
3.5. Экспансия как начало исследовательского процесса
Обратимся к другой крайне важной области, которая также была «кирпичиком» литературной Мекки советских времен – исследованиям русско-грузинских литературных связей. Своими корнями она уходит в более широкую область – кавказоведение. «Русское кавказоведение можно назвать научным присвоением на фоне имперской экспансии», – пишет славист Мирья Лекке в статье «Русско-грузинские литературные связи и наука о них в социальном контексте» (Лекке, 2018). Соглашаясь с приведенным убеждением, следует уточнить, что начало исследования Кавказа и Грузии имперского периода было схоже с разведывательно-полевыми работами, то есть путешественники, которые могли оказаться русскими чиновниками или учеными, собирали информацию о ментальных, языковых, антропологических особенностях жителей Кавказа.
