Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки - страница 116

В предыдущих главах я вела речь о писателях-мигрантах (Эбаноидзе, Гуцко), которые обращались к Грузии, в том числе и в контексте воспоминаний, но в этой главе хочу обратить внимание на мультикультурного[204] автора, произведения которого вобрали в себя наиболее характерные черты ностальгии и памяти о Грузии – Игоре Гельбахе (1943 г. р.). Первая публикация автора относится к 1986 году, а позже появляется целый ряд произведений, темой которых становятся Грузия и Абхазия: «Очертания Грузии» (2008), «Забытый Себастополис» (2012), «Под горой Давида» (2012). Двадцать три небольшие главы «Очертания Грузии» через несколько лет были дополнены до тридцати четырех глав, и новый формат текста назван «Под горой Давида»; автор сплел текст из воспоминаний, строк, относящихся к истории, описаний города и цитат из русской классики.

В «Очертаниях Грузии» автор стремится показать жизнь Тбилиси с разных сторон, вспоминая впечатления о городе как о едином организме, состоящем из истории, достопримечательностей и людей разных социальных групп. Гельбах обращается к упоминавшейся конструкции «золотого века», который в произведениях постсоветского периода о Грузии ассоциировался с 1960–1970-ми годами. С первой минуты пребывания Тбилиси, куда он приехал продолжить учебу в вузе, показался автору чужим, типичным городом Востока: из-за внешнего вида некоторых мужчин и женщин, нелепо одетой танцовщицы, особой письменности, безумца, кричавшего по-грузински о Сталине. Такое восприятие Тбилиси как чужого мира расходится, например, с описанным Битовым в «Грузинском альбоме».

Автор-рассказчик передвигается по городу в соответствии с типичным маршрутом туриста и открывает для себя достопримечательности, типажи людей, новый язык и менталитет, особую любовь грузин к немецкой философии, литературе, а также уважение к Сталину как сильному политику с грузинскими корнями. Здесь встречаются типичные для всех описаний Грузии культ вина и рода, описание районов старого Тбилиси (Сололаки, Майдан, проспект Руставели, Мтацминда / гора Давида), особых общественных пространств («биржа» – место, где собирались мужчины, чтобы обсудить новости). Автор говорит о неожиданных грузинских словах и фразах: «дзвели бичи»[205] – тертый калач, «важкаци»[206] – мужчина. Образы советских политиков упоминаются в связи с воспоминаниями местных жителей: Берия, Сталин, Камо. Рассказчик говорит и о писателе Константине Гамсахурдии, который провоцировал власти, одеваясь в национальный костюм, а Берия велел ему не делать этого, и его не арестуют. Описываются жители города, с которыми общался и дружил рассказчик, рестораны, кафе, даже будущая главная ясновидящая СССР, работавшая тогда в Тбилиси официанткой, – Джуна Давиташвили. В отличие от путешественника Битова из «Грузинского альбома», который сначала погрузился в якобы свой мир в Грузии, а со временем понял, что это чужое, Гельбах взглянул на Грузию как на часть русской культуры лишь после услышанных в кафе строк Пастернака. Этот момент стал переломным, литература «имперски» прикрепила Грузию к российскому пространству.

Спустя четыре года Гельбах дорабатывает «Очертания Грузии» и публикует новый текст «Под горой Давида» (Гельбах, 2012[207]). Почему он решил это сделать, сказать сложно, но романтически-ностальгические воспоминания из «Очертаний Грузии» автор решил разрушить, внеся трагические эпизоды, связанные с неприятными сюжетами истории страны – например, о роли К. Гамсахурдии как доносчика, о коррупции 1960-х годов в Грузии, о горькой судьбе Галактиона Табидзе и его жены, о биографии Николоза Бараташвили и переводах его стихов Пастернаком, о связях Распутина с Грузией, о советизации Грузии, которая сравнивалась с нашествием варваров, казавшимся грузинам столь разрушительным, как нашествия Ага Магомет Хана. И «Очертания Грузии», и «Под горой Давида» пропитаны ностальгией по прошлому, и передана она не в открытых фразах, например как у Битова, а в описании деталей уличных пейзажей.