В благословенные времена процветающего социализма люди еще не делились по национальному признаку, а просто на хороших, добрых и злых, вредных. Мы жили в большом «итальянском дворе» с общим краном и туалетом, что нередко было поводом для мелких разборок. Случались и шумные скандалы, затяжные, но, вдоволь нашумевшись, соседи охотно прощали друг другу обиды и чудесным образом продолжали дружить (Достигаева, 2010)[202].
Другая писательница, о которой мало что известно, Анна Кузнецова в рассказе «Мать» (1997), где повествование ведется от лица рассказчицы, также вспоминает Грузию как «дивный» край, где появились ее сыновья и где она оказалась из-за романтической причины: «меня похитил мой беловолосый курносый грузин» (Кузнецова, 1997). Обращаясь к стране, автор обходит острые углы, связанные с современностью, недоговаривая о случившемся после распада СССР, ограничившись лишь словами об идентификации страны как своей и упомянутыми вскользь политическими изменениями:
Наша Грузия часто меняла границы, для чего вела войны, в том числе и такие, которые отнимают отцов у детей (Кузнецова, 1997).
К романтизации и идеализации жизни в Тбилиси советских времен обратился и С. Осипов в сборнике рассказов «Здравствуй, мой город родной: Конспекты памяти» (2008). Здесь также описываются уличные музыканты, жизнь в старых тбилисских двориках, чувство коллективизма, которое не надо было прививать советской власти, оно расцвело в Грузии:
Тбилисские улицы с их многочисленными двориками и закоулками какой-то особой атмосферой, особыми флюидами притягивали нас не просто к общению, а именно ко вхождению в команду. Не чувство стадности как подсознательный элемент самозащиты, а осознанное желание быть членом команды во имя каких-то идеалов, чаще всего опьяняюще романтических, было характерно в те далекие годы для всей тбилисской детворы (Осипов, 2008. C. 106).
На передний план выходят советское тбилисское детство и молодость 1950–1960-х годов и особенности, характеризующие время (слова и выражения, походы в кино, политические фигуры и события тех лет). Например, период оттепели обрадовал появлением в кинотеатрах американского и индийского кино, которое кардинально изменило представления о мире. Тогда же в одной из рабочих столовых появилось пиво, что в те времена ассоциировалось со свободой намного сильнее гласности и ослабления цензуры. Ностальгия рассказчика сводится к особому значению слова «тбилисец», включавшему в себя дружелюбие, общительность, мудрость, порядочность и образ жизни в советские времена. В конце 1980-х годов «тбилисский мир» рушится, и из-за безработицы многие тбилисцы вынуждены покинуть страну, что описано в главах «И в Калифорнии есть все» и «Зяма».
Тбилиси и тбилисцы становятся объектом воспоминаний тбилисского армянина Роберта Кондахсазова (1937–2010) в тексте «Незаконченные тетради: Фрагменты из книги воспоминаний». Он, как и Осипов, пишет о тбилисском «коллективизме»:
Тбилиси, я имею в виду старые районы, обладает одним уникальным качеством. У него очень выверенный человеческий масштаб. Вы никогда не чувствуете себя в Тбилиси, даже на улице, одиноким и незащищенным (Кондахсазов, 2011. C. 169).
Истинными тбилисцами автор считает людей, для которых высшая ценность заключается не в идеологии, политике, социальных катаклизмах, а в человеческой жизни. Кроме того, отличительной особенностью грузин являлась форма взаимоотношений с властью. Писатель приводит смешной пример в качестве иллюстрации: толпа, с лозунгами сопровождавшая демонтаж памятника Серго Орджоникидзе, причастного к оккупации Грузии 1921 года, узнав о возможности купить дефицитную детскую ванночку, ринулась за дефицитом. Интересы семьи, а не политические нюансы, преобладали в грузинском обществе. Автор ставит перед собой задачу не только запечатлеть традиционные описания, но и подчеркнуть роль тбилисских армян в культуре города. Он вспоминает о Сергее Параджанове, художнике Джотто (Геворке Степановиче Григоряне). Тбилисский поэт и переводчик армянского происхождения Глан Онанян (1933 г. р.) посвящает свое стихотворение «Аи иа»
