Юрий Ряшенцев (1931 г. р.) в воспоминаниях «А песня-то была веселая…» (2007) писал о Грузии, экзотизируя ее как край-праздник и край-отдушину, наполненный свободой, музыкой и особой архитектурой:
Грузия была нашим праздником. И он всегда был с нами, потому что мы или занимались переводами, или гуляли с авторами в Сакартвело. Для нас, невыездных или маловыездных, Тбилиси был Италией, Южной Францией, не знаю, чем еще – только не официальной советской столицей. Сама архитектура старого города возражала новоделам, с трудом их терпела, и они предпочитали там не возникать. Синие деревянные балконы – вот что определяло для меня облик города. Не то чтобы их в городе было больше, чем каменных фасадов, но они были повсюду, именно из распахнутых за ними окон доносился Шопен, или многоголосное пение, или какая-нибудь другая хорошая музыка. Именно под ними возникал внезапно вечерний женский силуэт, абсолютно парижского (в нашем представлении) облика и в облаке дорогих духов отправлялся по узенькой вертикальной улочке к проспекту Руставели. Именно на таком балконе возникали толстые усатые дядьки, иногда с рогом в руке, от полноты жизни желающие выпить это хорошее вино с кем-либо из приезжих, бродящих по Харпухи или Авлабару или какому-нибудь другому старому району (Ряшенцев, 2007. C. 104–105).
Схожие мотивы звучат у многих. Особый ареал советской Грузии как республики, являвшейся «во многом особой территорией внутри нашей огромной страны», отмечает архимандрит Тихон (Шевкунов) в тексте «Августин» (2011); «нашей заграницей» и «Калифорнией» называет Грузию Вячеслав Игрунов в эссе «Мечта об утраченном рае» (2004). У Арсения Березина (1929 г. р.) в «Сулико» (2009) рассказчик вспоминает о поездке на конференцию физиков в Тбилиси. Город остался в памяти как город вкусной еды, гостеприимства и музыки. Заканчивается рассказ строчками:
На следующий день мы расстались с Тбилиси, и возвращаемся к нему уже в наших снах и воспоминаниях. До сих пор сладкой музыкой звучат слова и зовут к себе гора Мтацминда, театр Марджанишвили, улица Леселидзе, воды Лагидзе. Встретимся ли снова когда-нибудь? (Березин, 2009. C. 113–116).
У других групп авторов: писателей-эмигрантов, а также живших в Грузии русскоязычных писателей (армяне, русские, евреи, греки и др.) прослеживаются схожие объекты ностальгии – Тбилиси и его известные улицы, природа, дружеские отношения (Кондахсазов, Осипов, Достигаева, Гельбах). Но акцент в их повествованиях смещен в сторону внутреннего рухнувшего мироустройства жизни в Грузии. Авторы – аборигены этого мира, взявшие на себя задачу передать в прозе вненациональную особенность тбилисской/грузинской жизни советских времен.
Грузинская русскоязычная писательница Валентина Достигаева (1944 г. р.) в своих рассказах «Тбилиси» (2014) и «Мой двор» (2010) обращается к описанию быта Тбилиси в 1950–1960-х годах. Главной особенностью тех времен была общность жизни. В рассказе «Тбилиси» звучит ностальгия по той Грузии – Грузии советских времен, когда жизнь в городе была схожа с атмосферой «итальянского двора»[200], в котором не было различий по национальности, существовали лишь ссоры на бытовой почве, заканчивавшиеся дружеским примирением и застольем. Для автора Тбилиси – город, пропитанный многоязычием и музыкой. И сводились эти черты к терпимости и уважению других как к чертам грузинского характера:
Звуки дудуков расстилались над Тифлисом, как просторная скатерть на щедром столе, готовом к пиршеству.
У грузин существует поверье: сколько языков знаешь, стольким ты брат и друг.
На Сололаки говорили по-армянски, на Вере – по-грузински, с ремесленниками Сирачханы – на их наречии, с русскими – по-русски, на майдане – по-персидски, на Киричной – по-немецки, а с авлабарцами – на смешанном армяно-грузинском (авлабарском) языке!
И на всех говорили с любовью. Люди ценили бескорыстие, щедрость в человеке и с удовольствием приветствовали друг друга при встрече (Достигаева, 2014)[201].
Рассказ «Мой двор» также описывает жизнь в Тбилиси и его яркую составляющую – «итальянский двор», представлявший собой маленькую «семью народов» в эпоху «процветающего социализма»:
