Веселицкий подождал, когда Идрис-ага закончит переводить, и уже мягче, стараясь быть убедительным, сказал:
— Творец велел повиноваться своим властителям. Его светлость хан избран Божьим промыслом государем Крымской области. Он одарён всеми качествами, что способствуют добродетельному и благоразумному управлению подданными, снабжён искусными чинами правительства и должен заботиться о народе... Не духовных слушать, а о народе заботиться!.. Я надеюсь, что он поймёт простую истину: крепости надобно уступить для благополучия и защиты татарского народа!
Осмысленное лицо аги, сосредоточенный взгляд застывших глаз показывали, что речь Веселицкого произвела на него сильное впечатление. Логичным, основательным доводам канцелярии советника трудно было противопоставить что-либо убедительное, кроме слепого, безрассудного неприятия.
— Я перескажу хану ваши резоны, — подавленно сказал Абдувелли-ага, прощаясь. — И постараюсь убедить его в полезности уступки крепостей.
— В таком случае вы заслужите благодарность не только татарского народа, но и её величества, которая скупиться не станет, — многозначительно пообещал Веселицкий, намекая на хорошее награждение.
* * *
Декабрь 1771 г.
Для казачьего полковника Шаулы, оставленного с полком зимовать в Еникале, декабрьские дни выдались беспокойными. Здешние обыватели-христиане — армяне, греки, — побывавшие на Тамане, где вели обычную свою торговлю, возвращались в крепость с тревожными вестями. Говорили, что к кубанским землям прибыли турецкие суда с большим войском и сильной артиллерией; что турки намереваются дождаться, когда от крепких морозов замёрзнет море, чтобы перейти по льду через пролив на крымский берег и с помощью татар, сохранивших верность султану Мустафе, внезапным ударом овладеть Еникале, Керчью, Арабатом, а потом захватить Кафу. Ещё говорили, что турки уверены в лёгкой победе, поскольку считают русское войско малочисленным — 7—8 тысяч человек, — половина которого к тому же погублена моровой язвой. И все обыватели в один голос твердили: покушение на Крым готовится с ведома Сагиб-Гирей-хана, имеющего тайную переписку с турками на Тамане.
Шаула поспешил известить об этом командующего Крымским корпусом генерал-майора Тургенева.
Николай Иванович, прочитав рапорт полковника, выразил сомнение в истинности сведений:
— Турки не глупцы, чтобы лезть под огонь крепостных пушек Ениколя! А вот десант высадить могут. Где-нибудь в тихом месте.
И приказал сторожевым постам, разбросанным по всему побережью, усилить наблюдение за морем. Шауле же он отправил ордер с приказом допрашивать всех людей, прибывающих с Тамана, а подозрительных — брать под стражу.
29 декабря, в полдень, казаки Шаулы привели в полковую канцелярию четырёх татар, проживавших, по их словам, в деревне Судак.
— А почему со стороны Тамана плыли? — спросил полковник, зловеще буравя арестованных воспалёнными глазами.
— От тамошнего армянина Крикора письма везли.
— Кому?
— Здешнему Аведику Минасу.
— А на Тамане как оказались?
— По торговым делам ездили.
Шаула цепко оглядел по-нищенски бедно одетых татар... «Хитрят сволочи! Таким впору не торговать, а по миру с сумой ходить. Ну ничего, я дознаюсь правду!..»
Между тем старший из татар Айвас Добнгел в подтверждение своих слов достал из-за пазухи три помятых письма.
Шаула покрутил их в руках, пытаясь разобрать написанное — письма были на армянском языке, — кинул на стол и, обернувшись к стоявшему у двери казаку, коротко бросил:
— Минаса сюда!
Через полчаса армянин, проживавший неподалёку от канцелярии, предстал перед полковником.
— Ты Крикора знаешь? — спросил тот, ничего не объясняя.
— В приятельстве состою, — ответил Минас, опасливо оглядываясь на казаков.
— Тебе письма?.. — Полковник небрежно двинул бумаги к краю стола. — Он писал?
Минас быстро взглянул на листы:
— Его рука... Только мне два письма, а это здешнему торговцу Капрелу.
Шаула перевёл взгляд на татар:
— А где сам Крикор?
— Остался распродавать товар, деньги получить и овец закупить, — ответил Айвас Добнгел.
— А ты что скажешь? Пишет про овец? — обратился Шаула к армянину.
