Посланные на разведывание казачьи разъезды привели в лагерь жителей окрестных селений. Веселицкий отобрал несколько человек — армян и греков, — знавших по-русски, допросил.
Люди говорили разное: одни утверждали, что двадцатитысячное турецкое войско во главе с двухбунчужным Абазы-пашой шло из Кафы к Op-Капу, но, встретив бегущих с линии турок, повернуло назад; другие — что всем татарам Селим-Гирей велел отправить жён и детей в горы, а самим собираться к Салгиру, чтобы остановить продвижение русских к прибрежным крепостям; третьи клялись, что Абазы-паша ведёт к Салгиру сорок тысяч янычар, а все татары собрались в Карасувбазаре и хотят отдаться в протекцию России.
Веселицкий обо всём доложил Долгорукову.
Тот посопел толстым носом, буркнул коротко:
— С них взятки гладки... Эмир вернулся?
— Срок не подошёл, ваше сиятельство, — развёл руки Веселицкий. — Но джамбуйлукский хан Хаджи-мурза прислал человека с письмом.
— Зачем?
— Просит ваше сиятельство остановить армию под Перекопом, пока не придёт ответ на манифест.
— Ишь чего захотел, — насмешливо фыркнул Долгоруков. — Раньше следовало о том думать да крымцев уговаривать!.. Отпустите басурмана без ответа...
* * *
20 июня 1771 г.
Расстояние от Перекопа до Кезлева генерал Броун прошёл за три дня. Полагая, что турки окажут сопротивление, он за три версты от города остановил деташемент, изготовился к сражению: Брянский и Воронежский полки построил в полковые каре, между ними и на флангах разместил артиллерию; здесь же, на флангах, поставил два полка донских казаков. Пять эскадронов гусар Молдавского полка полковника Шевича и четыре роты гренадер генерал оставил в резерве.
Но Кезлев словно вымер — ни движения, ни звука.
Броун жестом подозвал казачьего полковника Себрякова.
— Не нравится мне сие безмолвие, полковник... Пошлите-ка казачков проведать!..
Полусотня донцов рысью направилась к городу, покружила у форштата и быстро вернулась назад.
Поджарый сотник доложил генералу, что Кезлев, по всей вероятности, пуст, хотя на рейде видны мачты двух кораблей.
— С чего ты взял, что пуст?
— Так не стреляли же по нам, ваше превосходительство!.. А ить мы в окраину въехали.
— В окраину, — гнусаво передразнил генерал. — Что ж дальше-то не сунулись? Забоялись?.. А может, турки хитрят! Может, заманивают?.. Воротись, погляди ещё раз!
— Ваше превосходительство, — несмело заныл сотник, — да нету там никого.
Броун презрительно покривил губы, перевёл взгляд на Себрякова.
— Полковник, пошлите других казаков!
Себряков, краснея за трусость сотника, тряся чубом, глухо проронил:
— Дозвольте самому разведать?
— Не полковничье дело в разведывание ходить! — отрезал Броун. — Пошлите казаков!
Себряков кликнул есаула Денисова, отчаянного рубаку, отличившегося при разгроме татарской конницы у Сиваша. Есаул с полусотней стремительно помчался к Кезлеву.
Казаков ждали долго — офицеры стали проявлять нетерпение.
— Ваше превосходительство, надо бы помаленьку входить, — посоветовал полковник Кохиус. — Скоро темнеть начнёт.
Броун был молод, храбр, но осмотрителен — покачал головой:
— Подождём ещё чуток, господа.
Но спустя четверть часа осторожно двинул каре к городу, прошёл две версты, снова остановился.
Здесь к нему подскакал Денисов.
— Город пуст и разграблен! Головой ручаюсь!
— Тогда не будем медлить, — оживился Броун. — Пехотные полки занимают центр, казаки — форштат, гусары — на пристань... Вперёд, господа полковники!
Перестроившись в батальонные колонны, солдаты стали втягиваться в кривые и узкие улицы Кезлева; осматривали дворы, рылись в домах, надеясь прихватить в ранцы забытые хозяевами вещички.
Но поживиться было нечем: город в самом деле оказался в невероятном разграблении — в домах побитая посуда, разломанная мебель, скудные съестные припасы рассыпаны по земле, затоптаны.
Оставшиеся немногочисленные обыватели из армян и греков рассказали, что погром учинили бежавшие из Ор-Капу янычары. Часть награбленного они погрузили на корабли, часть повезли сухим путём в Бахчисарай, остальное — побросали в море.
Тишину опустошённого, оцепеневшего города прорезали пушечные выстрелы. Стоявшие в гавани турецкие корабли открыли огонь по выскочившим на пристань гусарам, — огонь, впрочем, безвредный — ядра плюхнулись в прибрежные воды.
