Все ярче сияла луна, все больше искрящихся блесток рассыпано было по траве. Когда лунный серп одним своим краем зашел за щербатый гребень Северной сопки, то осветилась верхняя половина волнистой стены леса, причем так ярко, что местами видно было кору на деревьях.
— Значит, здесь мы больше всего нужны, — продолжал он после недолгого молчания. — Только одно поймите: никакого подвига мы тут не совершали. Какой же подвиг может совершить учитель? Что же ему еще делать, если не учить детей? А то, что в наших условиях пришлось учить и взрослых, то это уже как-то само собой вышло. Нельзя коммунистам отказываться ни от какой работы, если видишь, что она тебя ждет. Нет, мы с Валентиной Федоровной решительно не совершили никакого подвига. Вот Кирилл Батум, тот действительно совершил подвиг.
Я хотел было возразить, но Николай Павлович поднялся, зажег свет, и я понял, что разговор на эту тему окончен.
— Так вы решили ехать? — спросил он.
— Непременно, — ответил я и стал собираться.
— Надеюсь, вы еще заглянете в наши края? Приезжайте. Поближе к зиме. Очень хороша тайга в январе. Нартовый путь. Охота. Люблю нашу таежную зиму!
Я взглянул на часы. Было без четверти десять. До прибытия поезда осталось одиннадцать минут. Но я не торопился. Станция была рядом.
Мы вышли на улицу, когда эхо повторило в горах Сихотэ-Алиня близкий гудок паровоза.
До свидания, Тумнин, родная река орочей!
До свидания, Николай Павлович, русский учитель далекой лесной школы!
Слово-то какое хорошее — учитель!
Уська-Орочская — Ленинград
Июль 1950 г. — март 1951 г.
