— Очень хорошо! Будет кадровым морским офицером!
— Не худо. Пускай! — согласился Иван Федорович. — Потом еще смотри, что есть. — И он достал из кармана фотографическую карточку.
На открытке был снят Вася в форме военного моряка, и с ним девушка. Девушка была серьезна, а Вася улыбался.
— Хорошая пара!
— Ничего, конечно! — не скрывая гордости, ответил старый Акунка.
— Как же зовут девушку?
— Ольга Цветаева, однако!
— Стареем мы с вами, Иван Федорович, — сказал Николай Павлович. — Давно ли Вася жил в интернате, на уроки ходил, а?
— Спасибо, Николай Павлович. Совсем большой стал Вася! — И я понял, что Акунка благодарит учителя именно за то, что он учил и воспитывал Васю.
Стали пить чай. На столе стояли тарелки с маслом, отварной рыбой, картошкой, сыром, огурцами.
— Дома есть кто? — послышался в передней чей-то голос.
— Мулинка идет! — произнес Иван Федорович и заулыбался.
Вошел Федор Васильевич Мулинка и, увидев Акунку, сказал:
— Заходил к тебе, Бомба. Марья говорит — к Николаю Павловичу пошел. Подумал, давай и я зайду, давно у Николая Павловича не был. Верно?
— Садись, Федор Васильевич, чайку стаканчик налью, — предложил Николай Павлович.
— Чай не водка, мало выпьешь, — сказал Мулинка, садясь к столу.
— Много не выпьешь, — поправил Николай Павлович.
Но Акунка, уверенный, что сказал правильно, с невозмутимым видом поддел вилкой кусок рыбы и положил себе на тарелку.
— Красноперка! — Он ел рыбу и запивал ее чаем. — Однако скоро горбуша пойдет. Большой план давать надо.
— Да, план в этом году большой. Одна только бригада Конду обязалась выловить за сезон сто тысяч пудов рыбы, — пояснил мне Николай Павлович.
— Даст, чего там, — заметил Мулинка. — Каждый год много дает.
— Пушнины тоже много дадим, — вставил и Иван Федорович, который возглавлял бригаду охотников.
— Говорят, нынче белок немало будет? — спросил Николай Павлович.
— Немало, конечно. Орешков много есть, — авторитетно заявил Акунка.
Наливая всем еще по стакану чая, Николай Павлович сказал мне:
— Перед вами два закадычных друга. В беде так сдружились, что водой не разольешь. — И, обращаясь к Мулинке, попросил: — Расскажите, как на медведя вместе ходили.
— Сильный медведь был, — оживленно заговорил Мулинка. — Такого не часто встретишь, наверно.
Он тоже закурил трубку и, словно впервые пришел в эту комнату, все время осматривался по сторонам.
Федор Васильевич Мулинка, несмотря на свои пожилые годы, был всегда бодр. В отличие от некоторых других, привыкших чересчур много думать, прежде чем сказать свое слово, он обладал большой природной сметкой и находчивостью и поэтому всегда решительно говорил свое: «да» или «нет». Оц одним из первых потянулся ко всему новому, что принесли в стойбище русские люди, и горячо защищал это новое.
Учитель собирал детей в школу — Мулинка первый отдал в интернат своих девочек; организовали ликбез — Мулинка и здесь был активистом; стали разводить огороды — пожалуйста, Мулинка взялся за огород; при столовой завелись поросята — Мулинка поехал в Датту и купил себе поросенка.
Когда шаман Никифор Хутунка бродил по ночам под окнами и пугал детей, поступивших в школу, Мулинка крепко проучил шамана. Он спрятался за сарайчиком и, только Никифор подошел к дому, спустил на него самых злых собак. Однажды он даже притащил шамана в сельский совет и потребовал, чтобы Хутунку отправили в город и передали большим властям.
— Зачем малых детишек пугает? Пускай меня пугает, а зачем же детишек! — кричал Мулинка и стучал ногами.
После этого Никифор Хутунка долго не показывался на глаза Мулинке, но, как говорили соседи, вызывал злых духов и умолял их наказать охотника.
— Его где духи? — смеялся Федор Васильевич, узнав об этом. — Советская власть всех духов разом кончила!
Дружбе двух охотников — Мулинки и Акунки — предшествовала размолвка. И все из-за прямого характера Федора Васильевича.
На собрании — правда, это было давно, — когда обсуждали план сдачи пушнины и Акунка долго не соглашался войти в охотничью бригаду, считая, что каждый должен ставить капканы отдельно, Мулинка резко выступил против Бомбы.
