Пришел с гармошкой Володя Намунка, способный к музыке мальчик, которому Сидоровы привезли из города настоящую трехрядку. Устроившись на крылечке, Володя широко развернул мехи, и «Амурские волны» поплыли по зеленой площади.
Ребята бросили работу и, взявшись парами, закружились в танце. Появились Анастасия Петровна с Таней. Учительница подхватила Анисима Мулинку, молодого охотника с красивыми черными глазами, и повела его за собой. Он танцевал плохо, наступил на ногу учительнице.
— Нельзя же так, — шутливо возмущалась Анастасия Петровна. — Кавалер!
Володя Намунка играл без перерыва. За вальсом шла полька, за ней опять вальс, и опять полька.
Многие в стойбище никогда не видали гармони и, обступив музыканта, старались постичь великую тайну этого удивительного инструмента.
— Сто зим живу, наверно, а первый раз вижу такой веселый ящик, — сказала бабушка Акунка и села на нижнюю ступень крыльца, у ног Володи. — Хорошо. Помирать совсем неохота, — добавила она, закуривая трубку.
— Зачем помирать? — сказал Тихон Иванович Акунка, подойдя к ней. — Живи сколько хочешь.
— Можно, конечно, — не вынимая изо рта трубки, процедила бабушка. — Однако танцевать не могу. В глазах туман какой-то. — И, проведя ладонями по лицу, пожевала черенок трубки.
Народ все время подходил. Из школы вышла и Валентина Федоровна в новом темносинем костюме, из карманчика которого выглядывал букетик алых лесных цветов, похожих на гвоздику.
— Ты где была? — спросила ее бабушка Акунка. — Наверно, говорить будешь?
— Говорить мне не надо, — ответила Валентина Федоровна. — Все и так видят, как хорошо иметь огород.
— Ничего, конечно, — согласилась бабушка и опять пожевала губами черенок трубки.
В самый разгар игр и танцев на площадь въехала телега, разукрашенная цветными бумажными лентами, которую медленно тащила низкорослая лошадка. В мохнатую гриву лошадки были вплетены цветы и такие же бумажные ленты. Бумагой были обвернуты и оглобли и дуга, а под дугой висел, глухо позванивая, колокольчик из жести, точно такой, какой вешают на шею оленям, чтобы пастуху было слышно, как далеко ушло стадо.
Лошадь вел в поводу Еменка, которого не сразу узнали, потому что лицо у Павла Петровича было закрыто бумагой с прорезями для глаз.
На телеге лежала гора бумажных пакетиков.
— Дорогие друзья, — произнесла Валентина Федоровна, поднявшись на крыльцо. Она подала знак Володе, и он перестал играть. — Осень — хорошее время года. Она награждает человека за его труд на земле. За перевалом Сихотэ-Алинь советские люди всегда отмечают праздник урожая. Вот и мы тоже решили отметить его. Земля, к которой никогда не прикасалась рука охотника и рыболова, которую до сих пор считали холодной, бесплодной землей, оказалась хорошей, ласковой, плодородной. Смотрите, какие вкусные овощи выросли на ней!
Николай Павлович взял с подводы бумажный кулек и подал Валентине Федоровне, которая достала оттуда пучок моркови и, на виду у всех, стала есть.
Павел Петрович Еменка сорвал с лица маску, взмахнул руками и закричал:
— Все подходи, чего там! Морковка вкусная.
Орочи стали подходить к подводе, а Николай Павлович с Еменкой выдавали каждому по кулечку.
— С весны, я думаю, у каждого будет свой огород, — как вы полагаете, друзья? — спросила Валентина Федоровна. — Почему в стойбище много больных и слабых людей? Потому, что вы едите одну рыбу и мясо и совсем не едите овощей и картошки. Худо ли, иметь свои овощи?
— Не худо, наверно! — бодро отвечали орочи и с наслаждением ели сладкую, сочную морковку. Она действительно хорошо уродилась в эту осень.
— На празднике медведя едят мясо, а на празднике земли — морковку. Правда? — в шутку сказал Николай Павлович.
— Айя ну-ли! — в знак того, что учитель говорит правду, разом ответили несколько голосов.
Володя Намунка вновь широко растянул мехи гармошки, и плавный мотив вальса «Амурские волны» словно слился с рокочущим шумом Тумнина, родной реки орочей.
— Прошло семнадцать лет. С тех пор мы ежегодно, каждую осень празднуем день урожая, — рассказывает Валентина Федоровна. — Пройдитесь по нашей Уське, и вы увидите на каждом дворе огород. А в колхозе? Посевная площадь огородного хозяйства измеряется в нем многими гектарами. Орочи научились применять мичуринскую науку. Земля Севера как бы ожила. Феня Акунка, та самая орочка, что не хотела есть овощи лишь только потому, что землю удобряют навозом, стала отличным специалистом сельского хозяйства. Ее бригада снимает богатые урожаи.
