Путь предстоял далекий, против течения, и ребята выстругали новые шесты из гибкого орешника.
В погожий день, рано утром, четыре ульмагды отчалили от берега. На «флагмане» — самой большой лодке с очень широким носом — был старшим Кирилл Батум. Николай Павлович находился на последней ульмагде с учениками младших классов. Он стоял на корме с длинным шестом в руках и, погружая его в воду до самого дна, толкал вперед тяжелую лодку.
За кривуном, где Тумнин особенно широк и течение не такое быстрое, Кирилл вывел караван на самую середину реки. Девочки — они почти все находились на второй ульмагде — запели «Катюшу», но Ким Пунадинка, который главенствовал там, прервал их, сказав, что эту песню не все знают. На лодке, где был Николай Павлович, ребята начали петь про Москву.
У стен кремлевских запели трубы,
Столице славу горнист поет!
Еще сильнее Москву мы любим
За то, что Сталин в Москве живет.
Перед заходом солнца — никто не заметил, когда оно спустилось так низко к горизонту, — Николай Павлович приказал причаливать к берегу. Под невысокой сопкой решили устроить привал на мягкой траве. Здесь было гораздо суше, чем в других местах, и, главное, не так много мошкары.
Ребята стали сооружать шалаши. Топорами и кривыми охотничьими ножами они срезали с толстых стволов лиственниц морщинистую кору. Потом нарубили длинных веток, затесали их и вбили в землю. Не прошло и часа, как под склоном сопки выросли три довольно вместительных шалаша. Борис и Рома Акунка захватили небольшую сеть и ушли ловить рыбу. Кирилл Батум, достав из лодки ружье, попросил разрешения настрелять рябчиков на ужин.
— Куда же ты пойдешь? Скоро стемнеет, — сказал Николай Павлович.
— Вот и хорошо. Когда стемнеет, рябчиков много, — объяснил Кирилл Батум.
За Кириллом увязался Мишка, его младший брат.
Ким Пунадинка развел огромный костер. Ребята уселись вокруг огня. Несколько минут все молчали, потом Коля Коппенка попросил:
— Николай Павлович, почитайте нам «Бежин луг».
— Нет, лучше «Дед Архип и Ленька», — перебила его Валя Бисянка.
— Нехороший он, дед Архип. Злой очень, — заметила Галина Мулинка, шустрая девочка с живыми быстрыми глазками. —У Ваньки Жукова дедушка куда лучше.
Ким подбросил сухих веток в костер, и пламя, охватив их, рванулось вверх.
— Осторожней, Ким, — сказал Николай Павлович. — Не очень увлекайся.
Сумерки густели, но было еще светло. Костер потрескивал, багровые блики плясали на стволах деревьев. Где-то печально прокричала сова. Рябчики, вспугнутые огнем, небольшими стайками перелетали с ветки на ветку, не находя себе места. Тихо и вместе с тем тревожно было в тайге. Порою ветер доносил из глубоких зарослей странные звуки, и ребята настораживались.
— Николай Павлович, а приехал дедушка к Ваньке Жукову? — спросила Валя Бисянка и прижалась плечом к плечу Сони Ауканки, своей подружки.
— Конечно, приехал, — поспешил сказать Витя Еменка. Однако в его голосе не чувствовалось особой уверенности. — Ванька Жуков, наверно, неглупый — заказное письмо послал.
Николай Павлович улыбался. Он не хотел мешать ребятам — пускай говорят. Значит, книги, которые он им выдавал из школьной библиотечки, волнуют их.
— Как же он приехал? — авторитетно заявил Ким Пунадинка, которому, видимо, надоел этот спор. — Письмо Ванька бросил в ящик без адреса. Просто написал «на деревню дедушке». Сами не знаете, что говорите.
— А верно, Витя, — вспомнила Галина Мулинка и уставилась на учителя, словно искала у него подтверждения своим словам. — Я совсем об этом забыла.
— Жалко Ваньку, — тяжело вздохнув, произнесла Валя. — Теперь бы, конечно, ему жилось хорошо.
— Теперь всем ребятам хорошо живется, — сказала Соня Ауканка, как бы заключая спор о судьбе Ваньки Жукова.
Пока они беседовали у костра, Кирилл Батум пробирался сквозь густые таежные заросли. За ним, чуть в развалку, широко размахивая руками, шагал Мишка. Можно было подумать, что вблизи не было рябчиков и поэтому ребята ушли так далеко. Нет, не рябчики интересовали юных охотников. Кирилл обнаружил след сохатого, как только вошел в лес. Он увидел его, и Кириллом завладела охотничья страсть.
