— Сколько тут денег? — спросил Сидоров.
— Его кто знает, сколько! — Дюанка с безразличным видом пожал плечами.
Николай Павлович принялся считать. Орочи внимательно следили за тем, как ловко учитель перебирал пальцами сотенные бумажки.
— Две тысячи двести рублей! — объявил Николай Павлович.
У Александра Лазаревича оказалось ровно две тысячи.
Николай Павлович выдал обоим «вкладчикам» расписки.
— Подпишите и вы! — сказал он.
Орочи старательно вывели свои подписи. Делали они это так, как их учил на уроках Николай Павлович.
Через два дня еще пятеро охотников принесли Николаю Павловичу деньги на хранение. Потом еще трое. Еще один. Еще два. «Вкладчиков» стало так много, что учитель не на шутку встревожился. Пришлось завести на каждого специальную карточку и держать его деньги в отдельном конверте. И Николай Павлович смастерил для этого сундучок из листового железа — «несгораемый шкафик».
Потом «вкладчики» стали приходить за деньгами. Никто из них не требовал всю сумму сразу, брали частями. Некоторые же не брали вовсе, только вносили и вносили новые суммы.
«Сберегательная касса» работала бесперебойно. Николай Павлович выполнял роль старшего контролера, а Валентина Федоровна была кассиром. В конце месяца сделали переучет и ужаснулись: сумма вкладов достигла двадцати девяти тысяч рублей.
Совместно с председателем сельского совета написали в райком партии письмо, изложили суть дела и просили срочно воздействовать на финансовые органы: положение, дескать, угрожающее.
Письмо помогло. Вскоре Николай Павлович, с согласия орочей, передал их сбережения, хранившиеся у него дома, в государственную трудовую сберегательную кассу.
Рассказав мне все это, Сидоров добавил: — Потом я часто спрашивал себя, правильно ли поступил, что хранил эти деньги? Формально неправильно, быть может, даже противозаконно. Но что было делать? Отказаться, расхолодить людей? Они бы сочли мои слова, сказанные тогда, на вечере у Александра Лазаревича, пустыми словами. Как вы думаете?
Мне трудно было сразу ответить на этот вопрос. Одно было ясно: сердце Николая Павловича давно уже отдано орочам, людям далекой северной тайги.
Всю зиму на уроках биологии Валентина Федоровна рассказывала детям о сельском хозяйстве. Эти рассказы были так увлекательны, что ребята с нетерпением ждали весны, когда можно будет взяться за посадку огорода. Учительница давно обещала им, что научит садить овощи и картошку, что непременно разобьет сад возле школы. Орочи не видели свежих овощей и тем более фруктов. На Север эти плоды юга приходили только в сушеном или консервированном виде. Лишь однажды на первой встрече с учителем орочи ели вареную картошку.
Хозяйство школьного интерната росло. Привезли корову — это была первая корова в стойбище за все время его существования. Купили несколько поросят. Валентина Федоровна научила орочек, работающих в столовой, ухаживать за домашними животными.
Они очень удивились, когда учительница сказала им, что навоз из сарая надо собирать в кучу и сверху прикрывать сухой травой.
— Зачем собирать? — допытывались орочки. — Худое дело говоришь.
— Весной вскопаем огород. Без навоза овощи растут плохо.
— Никто их есть не будет, наверно?
— Почему же не будет?
— Разве можно из навоза брать! — Женщины плевались.
А шаман Никифор Хутунка, проходя мимо сарая и видя, как Валентина Федоровна работает лопатой или граблями, потрясал кулаками, кричал:
— До чего дошли русские! Охотникам скоро ходить в тайгу не надо. Зверь сам к дому пришел. Сегодня пришла корова, а завтра, однако, и медведь придет...
— Не придет, чего там, — говорили одни. Другие помалкивали: а вдруг Никифор Хутунка правду говорит.
Выкрикивал свои угрозы шаман и когда Валентина Федоровна учила орочек доить корову. Хутунка стоял в стороне, горящими глазами следил за дойкой. Долго женщины не решались подойти к корове, тем более прикоснуться к ее вымени, а когда бабушка Адьян все же осмелилась и, присев на скамеечку, стала доить, Хутунка всплеснул руками, как хищная птица крыльями, завопил:
— Смотрите, что делают!..
