Бугров протянул руку Гусейнову за перочинным ножом.
— Вы, товарищ Сапожников, наладьте все для перевязки, — продолжал Зубков. — Котелок у вас имеется, воды нагреете. А у меня из мешка достаньте рубаху и порвите ее на бинты. Как знал ведь, что пригодится, сунул, — вздохнул старшина. — А вы, Гусейнов и Елкин, займитесь носилками. Лес тут хороший, подберите такие слеги, чтоб вчетвером нести можно было. Легче в пути будет.
— Я давно хотел предложить так сделать, — сказал Гусейнов.
— Вот и хорошо, — одобрил Зубков. — Сполняйте.
***
Молчаливый лес, по которому, придерживаясь направления на солнце, шли Закурдаев и Борька, время от времени оглашался гулом пролетающих в небе самолетов. Они обошли стороной поросшую ромашками поляну и очутились на берегу заболоченной речушки, скорее даже ручья. Закурдаев первым шагнул в воду. Она сразу же залила его выше колен. Он усмехнулся, достал из кармана брюк гранату и повесил ее на пояс. Потом махнул рукой Борьке:
— Давай на закукорки.
— Я сам, дядь Гриш, — заартачился Борька.
— Какой из тебя, из мокрого, разведчик, делай, что говорят, — скомандовал Закурдаев и посадил Борьку на спину.
Они перебрались через ручей, и Борька, поглядывая на новую гранату, спросил:
— Это лимонка, дядь Гриш?
— Правильно надо называть Ф–1, — пояснил Закурдаев.
— А у нас называли ее лимонкой, — сказал Борька.
— Известно, в детском саду и названия детские, — скептически заметил Закурдаев.
— А она с запалом? — не обратил внимания на его усмешку Борька.
— Не карандаш же я в нее сунул, — хмыкнул Закурдаев и вдруг насторожился: — А чего это тюкает где–то?
— Не знаю, — прислушался Борька.
— А ну–ка двигай вперед, — приказал Закурдаев.
Борька пошел дальше.
— Не знаю! — передразнил его Закурдаев. — А я же чую! Шо у тебя в кармане?
Борька послушно вывернул карманы. На траву посыпались винтовочные патроны, пустые обоймы, какая–то металлическая коробочка.
— Ничего себе склад боеприпасов, — протянул Закурдаев и взял в руки коробочку. — А это шо? — В коробочке оказались пять патронов от немецкого автомата. — И тут боезапас! — крякнул Закурдаев. — Для чего он тебе?
Борька, не ожидая такого вопроса, заморгал.
— Старший лейтенант обещал мне дать винтовку. А патроны у меня уже есть. И я тогда сразу отомщу этим гадам за всех своих. И за ваших товарищей, — ответил он.
— Да в разведку–то ты зачем все это тащишь! — не на шутку рассердился Закурдаев.
— А куда мне их девать? — насупился Борька.
— А если немцы тебя сцапают? Да обыщут? Да найдут все это? Ты соображаешь?
— А что, нельзя? Я же не у них взял. Я нашел…
— Ну, крестник, чувствует мое сердце: хлебну я с тобой горя, — запричитал Закурдаев. И вдруг грозно скомандовал: — А ну, дай все это сюда!
После этого, положив Борькины патроны себе в вещмешок, он пошел дальше. Борька, стараясь не отстать от него, почти бежал рядом с ним.
— Нас для какого дела послали? — сердито шипел, не глядя на Борьку, Закурдаев.
Борька, чтобы не рассердить его еще больше, молчал.
— В разведку. Разузнать обстановку, — сам отвечал на свой вопрос Закурдаев. — Это главное. И может, именно тебе придется это исполнять. Потому как ты буквально местный житель. И без формы. И тебе зайти в деревню очень даже просто. Поймают, спросят: «Откуда?» Скажешь: «Из Кривули». — «Зачем пришел?» — «Ищу корову». И все чин чинарем. А у тебя неожиданно всякие демаскирующие признаки обнаруживаются. Ну, крестник…
Лес оборвался изгородью, за которой сразу же начиналось большое картофельное поле. Закурдаев сразу замолчал и даже прикрыл ладонью рот, словно побоялся, что ненароком скажет что–нибудь еще. Потом лег и пополз к изгороди. Борька во всем подражал ему. У изгороди они долго наблюдали за полем, за деревней, примыкавшей вплотную к полю с противоположной его стороны. В поле не было видно ни души. В деревне тоже будто все вымерли. Только раз–другой кто–то быстро пробежал со двора во двор, и опять никого.
— Я поползу. А ты иди вон той тропкой. Будто и впрямь идешь из Кривули, — вполголоса сказал Закурдаев. Никого не бойся. Ни от кого не прячься. Ищешь корову — и точка. Зайди в крайнюю хату и, если порядок, открой окно. Нет — беги ко мне. Я прикрою. Давай!
