Оживлённей стало на просохших дорогах. Днём и ночью весеннюю тишину разрывали сердитые моторы, гусеничный лязг — это гитлеровцы колоннами подтягивали войска к фронту для нового летнего наступления. Но часто вдалеке от фронта внезапно вспыхивали жаркие схватки. Останавливалась колонна, фашисты очумело прыгали с машин, прятались в неглубоких кюветах и отстреливались.
— Партизанен! Партизанен! — слышались истошные крики.
Огромными чадящими факелами пылали на дорогах подожжённые машины. И пока гитлеровцы приходили в себя, пока их командиры кое-как собирали перепуганных солдат, чтобы отбить нападение, партизаны исчезали, чтобы снова нанести удар из другой удобной засады.
В эти дни доктор Корф плаксиво жаловался Фёдору Ивановичу:
— У нас, коллега, не хватает мест в госпитале, мы задыхаемся от раненых.
Доктор Бушуев с нарочитым удивлением спрашивал:
— Откуда могут быть раненые? Фронт далеко.
— Партизаны, партизаны, — говорил доктор Корф. — Они всюду, и я не вижу места, где бы их не было.
— Но позвольте, я внимательно слушал радио, читал газеты и верил, что армии фюрера удалось-таки зимой уничтожить всех партизан.
— Да, мне тоже хотелось верить в это, — вздыхал немецкий врач — Но факты, факты… Нет, мы не можем так воевать, мои нервы натянуты, как струна, и я порой чувствую, что не выдержу, — признавался он.
«Погоди, ещё не то будет», — радовался русский врач.
Однажды Зернов явился на приём к Фёдору Ивановичу в домашний кабинет. Он подождал в коридоре, пока доктор отпустит больных и, оставшись с ним наедине, озабоченно спросил:
— Как в лагере? Охранники ничего не подозревают?
— Нет, нет, Иван Егорович, всё, как выражается Николаев, пока в норме, — уверенно ответил Фёдор Иванович. После того безрезультатного обыска он действительно чувствовал себя в лагере прочно. Да и сами пленные делали всё, чтобы не подвести доктора Бушуева.
— Партизаны уже понемножку подтягивают силы, — сообщил Зернов. — Правда, силёнок у нас пока маловато, но представляете, какой будет отрядище, когда все наши товарищи из-за колючей проволоки перейдут к партизанам. Вы, Фёдор Иванович, тоже готовьтесь уходить. После того, как лагерь будет разгромлен, вам в городе делать нечего.
— Я понимаю, — согласился доктор Бушуев.
…У Безродного дьявольски трещала голова, как будто стягивали её ржавыми обручами. И всё из-за этого коменданта. Сегодня полковник Дикман опять вызвал его и зло сказал:
— Вы, доктор, слишком злоупотребляете моей добротой.
— Господин комендант, я… — начал было Безродный, но комендант прервал его.
— Сегодня вы исчезнете из города. Поняли? Ах, вы не поняли… Между прочим, раньше я был значительно лучшего мнения в вашей сообразительности, — усмехнулся комендант продолжая: — Вы уйдёте в лес к партизанам. Если вы не сумели их найти здесь, найдёте там, в лесу. Вы убежали из города потому, что не можете видеть немцев, вы врач и вас партизаны охотно примут. Через две недели, он полистал настольный календарь и что-то отметил. — Через две недели я жду вас. Если вы вздумаете остаться там, я найду способ известить партизан, что в их рядах шпион, и они вас с удовольствием повесят на первом суку. Если же вы по-джентльменски вернетесь ко мне с нужными сведениями, о которых я уже говорил вам, я отпускаю вас на все четыре стороны и даже устрою переезд в другой город, где вас сам чёрт не найдёт и где вы благополучно заимеете свою больничку. Поняли, доктор?
Да, он всё понял… Другого выхода нет, нужно исчезать из города. А как он найдёт партизан? Впрочем, найдёт, обязательно найдёт и вернётся к коменданту, а потом уедет отсюда, уедет навсегда, чтобы никогда не вспоминать этот проклятый городишко, где у него было столько неприятностей…
В конце дня Безродный пришёл в больницу, чтобы тихонько забрать кое-какие свои врачебные принадлежности и больше сюда не возвращаться. В приёмной он увидел знакомую тумбочку из которой фельдшер Николаев частенько доставал ему самогонку.
«Наверное, и сейчас у него есть в запасе… Неплохо прихватить на дорожку», — подумал Безродный, ища, чем бы взломать замок. Он заглянул под топчан, пошарил в ящиках стола и, не найдя ничего подходящего, решил отвернуть шурупы перочинным ножом.
