Однако во всей той информации, которую удалось собрать Дельрею о замыслах террористов, даже о самых незначительных, не было ничего о рахмановской «Справедливости для…» или проклятой дуге. В данном случае люди Макдэниела обнаружили угрозу, не отходя от своих компьютеров. Как беспилотные бомбардировщики на Среднем Востоке или в Афганистане, когда управляющие ими пилоты находятся где-нибудь неподалеку от супермаркета в Колорадо-Спрингс или Омахе…
Примерно в то же время, когда появился молодой Макдэниел, у Дельрея возникла еще одна неприятная мысль: а может быть, он действительно уже далеко не так профессионален, как когда-то?..
Но ведь Рахман мог быть где-то под самым носом у Дельрея. Члены группировки «Справедливость для…» могли изучать электротехнику где-нибудь в Бруклине или в Нью-Джерси точно так же, как в свое время те, кто совершил теракт одиннадцатого сентября, изучали летное дело.
И еще одно — последнее время, надо признать, Дельрей стал каким-то рассеянным. Причина коренилась в его «другой жизни» — так он ее называл, — его жизни с Сереной, которую Фред старался не подпускать к своей работе, примерно так же как огонь стараются держать вдали от бензина. Теперь же она сделалась во много раз важнее — Фред Дельрей стал отцом. У них с Сереной год назад родился мальчик. Они обсуждали все вопросы, связанные с переменами в их семейном статусе, еще до рождения ребенка, и Серена решительно заявила, что это никак не должно отразиться на работе Фреда, он ни в коем случае не должен ее менять. Даже если она и подразумевала в дальнейшем участие в смертельно опасных операциях. Серена понимала, что работа имеет для него такое же огромное личностное значение, как для нее танцы. И возможно, в конечном итоге переход на чисто бюрократическую должность в психологическом отношении мог оказаться для него гораздо более опасным.
А вдруг роль отца влияла на выполнение им его профессиональных обязанностей? Дельрей постоянно с нетерпением ждал момента, когда он поведет Престона в парк или в магазин, будет его кормить или читать ему. (Серена частенько заходила в детскую и, смеясь, легким движением вынимала из рук Дельрея экзистенциалистское творение Кьеркегора «Страх и трепет», заменяя его старой доброй детской книжкой «Доброй ночи, луна». Дельрей не понимал, что даже в таком раннем возрасте слова имеют значение.)
Поезд метро остановился на «Гринвич-Виллидж», и пассажиры начали заполнять вагон.
Инстинкт оперативника мгновенно отметил четверых вошедших: двоих классических карманников; парня, у которого с собой был нож или опасная открывашка, и молодого потного бизнесмена, с такой силой прижимавшего руку к карману, что если бы там была банка с кока-колой, он наверняка бы ее раздавил.
Улицы… Как же Фред Дельрей любил работу на улицах.
Но эти четверо не имели никакого отношения к его работе, и он быстро о них забыл, вновь вернувшись к болезненной для него теме. «Ну да, Фред, — говорил он себе, — ты облажался: упустил Рахмана и „Справедливость для…“. Однако жертвы и разрушения в целом незначительные». Макдэниел был снисходителен и пока не собирался делать из Дельрея козла отпущения. Пока… А ведь кто-нибудь другой на его месте так бы и поступил, совершенно не задумываясь.
И все же у Фреда был шанс найти какую-нибудь нить, которая бы вывела его на этого негодяя, и предотвратить очередное жуткое преступление. Дельрей еще мог искупить свою вину.
На следующей станции он вышел и направился в восточном направлении. Через какое-то время Фред добрался до района латиноамериканских винных погребков, больших многоквартирных домов, старых темных клубов, дурно пахнущих закусочных, объявлений о вызове такси на испанском, арабском и фарси. И ни одного куда-то спешащего с озабоченным видом бизнесмена, как в Вест-Виллидж. Здесь вообще никто никуда не спешил: большинство — в основном мужчины — просто сидели на расшатанных стульях или на порогах домов; молодежь — худая и стройная, пожилые — с большими выпирающими животами. И все они внимательно наблюдали за прохожими.
Именно в таких районах и проходила наиболее серьезная работа Фреда. По сути, это и был его офис.
