«Что-то Денвер ведет себя подозрительно». Кончай, Джерри.
— Ну что ж, все понятно, — ответил ему брат, — слава небесам, среди пэров есть еще несколько честных ребят, которым известно, что такое слово джентльмена, даже если мой родной брат не в состоянии понять это, полагаясь лишь на чертовы улики.
Они яростно уставились друг на друга, и тут откуда ни возьмись проявилась та таинственная симпатия плоти, которую мы называем фамильным сходством: волшебным образом она сгладила все их внешние различия, превратив их облики в обоюдные карикатуры. Казалось, оба увидели себя в кривом зеркале, а собственный голос ощутили как эхо сказанного собеседником.
— Послушай, старина, — приходя в себя, сказал Питер, — я страшно виноват. Я не хотел тебя обидеть. Не хочешь говорить, не говори. Как бы там ни было, мы все работаем как сумасшедшие, и я уверен, что скоро найдем преступника.
— Лучше бы ты предоставил это дело полиции, — заметил Денвер. — Я знаю, тебе нравится играть в детектива, но, думаю, ты мог бы заняться чем-нибудь другим.
— Я не отношусь к этому как к игре, — ответил Уимзи, — и не могу тебе обещать, что перестану этим заниматься, потому что я знаю, что делаю полезную работу. И тем не менее я могу — действительно могу тебя понять. Я очень раскаиваюсь в своем навязчивом поведении. Хотя, думаю, тебе нелегко будет поверить, что я испытываю какие-либо чувства. Тем не менее это так, и я намерен вытащить тебя отсюда, даже если в результате мы с Бантером протянем ноги. Ну что ж, пока. Охранник как раз проснулся и собирается сказать: «Время, джентльмены». Не грусти, старина! И удачи!
Выйдя на улицу, лорд Питер присоединился к дожидавшемуся его Бантеру.
— Бантер, — промолвил его светлость, когда они тронулись по улицам старого города, — мое поведение действительно оскорбительно, когда я не имею этого в виду?
— Возможно, милорд, если ваша светлость простит мне мою смелость. Живость манер вашей светлости может казаться обманчивой людям с ограниченным…
— Осторожнее, Бантер!
— С ограниченным воображением, милорд.
— Хорошо воспитанные англичане лишены воображения, Бантер.
— Безусловно, милорд. Я не имел в виду ничего пренебрежительного.
— Хорошо, Бантер… о Господи! репортер! Спрячь меня скорее!
— Сюда, милорд.
И мистер Бантер втащил своего хозяина в пустынную прохладу собора.
— Осмелюсь предложить вам, милорд, — поспешно прошептал он, — сделать вид, что вы молитесь.
Скосив глаза, лорд Питер заметил, что к ним с укоризненным видом направляется церковный служитель. Однако в это мгновение в проходе появился репортер, вытаскивавший из кармана блокнот, и служитель поспешно набросился на новую жертву.
— Витраж, под которым мы находимся, — начал он с подобострастной монотонностью, — называется Семь Сестер Йорка. Рассказывают…
Питер и Бантер бесшумно выскользнули наружу.
* * *
Для посещения торгового города Стэпли лорд Питер облачился в старый норфолкский костюм, гамаши, древнюю шляпу с загнутыми полями и грубые ботинки. К сожалению, он был вынужден расстаться со своей знаменитой тростью — изысканной вещицей из ротанга, размеченной на дюймы для детективных целей, скрывавшей в себе клинок и имевшей компас в набалдашнике. Однако лорд Питер решил, что она вызовет предубеждение местных жителей к нему как к горожанину, уже не говоря о явном оттенке превосходства, который она придавала, и заменил ее на другую. Последствия этой похвальной приверженности своему делу могли бы послужить яркой иллюстрацией замеченной Гертрудой Ред истины: «Все это самопожертвование не более чем печальное недоразумение».
Городок еще спал, когда Питер, Бантер и помощник садовника въехали в него на повозке, взятой в Ридлсдейле. Сам лорд Питер предпочел бы явиться сюда в базарный день, чтобы иметь возможность повстречать самого Граймторпа, но события развивались с такой скоростью, что он не мог терять и дня. Утро было сырым и прохладным, того и гляди должен был пойти дождь.
— Где нам лучше всего остановиться, Вилке?
— Можно в «Каменщиках», милорд, — хорошее, добропорядочное место, или в «Мосту и бутылке» на площади, или напротив, в «Короне и розе».
