— Понимаю, — откликнулась Мэри. — Меня будут забрасывать вопросами, а я буду только упрямо повторять: «Теперь я говорю правду». Так?
— Именно что так, — подхватил Биггз. — Кстати, Денвер до сих пор отказывается объяснить свои передвижения?
— Ка-те-го-ри-чес-ки, — откликнулся адвокат. — У всех Уимзи характер очень твердый, и, боюсь, в настоящее время пытаться расследовать эту линию совершенно бессмысленно, — добавил он. — Если бы нам удалось узнать правду каким-нибудь окольным путем, а потом предъявить ее герцогу, тогда еще можно было бы убедить его признаться.
— Ну что ж, насколько я понимаю, у нас сохраняются три основные линии расследования, — заметил Паркер. — Прежде всего мы должны подтвердить алиби герцога на основании внешних данных. Во-вторых, нужно снова изучить все подробности дела в целях нахождения настоящего убийцы. И в-третьих, парижская полиция, возможно, предоставит нам какие-нибудь сведения относительно прошлого Каткарта.
— Что касается второго пункта, кажется, я знаю, где искать на него ответ! — внезапно воскликнул Уимзи. — В Граймеровой Норе.
— Пфью! — присвистнул Паркер. — Я и забыл об этом. Это там живет кровожадный фермер, натравивший на вас собак, да?
— И не один, а с незабываемой женой. Да. Послушайте, как вам это нравится? Парень зверски ревнует свою жену и готов заподозрить любого, кто только приблизится к ней. Когда я навестил его тут недавно и упомянул о своем приятеле, который должен был здесь проезжать на прошлой неделе, он так разгорячился, что заявил, что оторвет ему голову. Похоже, знал, на кого я намекал. Но тогда, естественно, все мои мысли были полны Номером десять — Гойлсом, я ни на секунду не сомневался, что это он. А предположим, что это был Каткарт? Сейчас мы знаем, что Гойлса до среды в этих местах не было, так что вряд ли этому — как его там? — Граймторпу могло быть что-нибудь известно о нем. А вот Каткарт в какой-нибудь день мог оказаться поблизости от Граймеровой Норы, и его могли заметить. И постойте! Вот еще одна интересная подробность. Когда я вошел, миссис Граймторп обозналась и приняла меня за какого-то знакомого ей человека, потому-то она и поспешила вниз, чтобы убедить меня бежать. Естественно, все это время я полагал, что, заметив мой плащ и старую шляпу из окна, она приняла меня за Гойлса, но теперь я вспоминаю, что сказал девочке у дверей, что я из охотничьего домика. Если девочка передала это своей матери, она могла подумать, что я — Каткарт.
— Нет-нет, Уимзи, это не получается, — перебил его Паркер, — к этому времени она должна была бы уже знать, что Каткарт мертв.
— Ах ты, черт! Да, думаю, должна была бы. Если только грубый старый дьявол не скрыл от нее. Клянусь Юпитером! А ведь именно это он и сделал бы, если бы сам убил Каткарта. Он бы не сказал ей ни слова и в газету не дал бы заглянуть, если они вообще таковые получают. Местечко там диковатое.
— Но разве вы не говорили, что у Граймторпа алиби?
— Да, но ведь мы по-настоящему его не проверяли.
— А откуда, интересно, он мог знать, что Каткарт будет в зарослях той ночью?
Питер задумался.
— Может, он послал за ним? — предположила Мэри.
— Точно, точно, — с готовностью подхватил Питер. — Помните, у нас была версия, что Каткарт каким-то образом получил весточку от Гойлса, назначившего ему свидание? А что, если записку написал Граймторп и угрожал в ней Кат-карту все рассказать Джерри?
— Вы хотите сказать, лорд Питер, — произнес мистер Мерблес таким тоном, который не мог не остудить восторженного пыла Питера, — что в то самое время, когда мистер Каткарт был помолвлен с вашей сестрой, он завел низкую интрижку с замужней женщиной, к тому же находившейся гораздо ниже его по социальному положению?
— Прошу прощения, Полли, — промолвил Уимзи.
— Все в порядке, — откликнулась Мэри. — Я… на самом деле меня бы это не удивило. Денис всегда был… я хочу сказать, что ему были очень близки континентальные представления о браке и всяких таких отношениях. Он мог бы сказать, что всему есть свое время и место.
— Безразмерное сознание, — задумчиво промолвил Уимзи.
Мистер Паркер, несмотря на свое длительное знакомство с оборотной стороной жизни, мрачно нахмурился с такой провинциальной свирепостью, какую только можно было ожидать от выпускника Бэрроу.