Да, госпожа Эржебет была полководцем, к ней все обращались за советом, шли к ней с жалобами и с просьбами. Она везде успевала, распоряжалась весело и увлеченно, будто с разрушением старой крепости рушилось и ее прежнее, в бессмысленной тишине протекавшее существование, будто вместе с новыми благородными линиями заново возведенных и украшенных стен отстраивалась, полнясь содержанием, и ее жизнь. Лишь теперь выяснилось, какой тонкий у нее вкус, как велико понимание искусства и всего прекрасного: по любому поводу она могла высказаться, сразу же разрешала все возникавшие вопросы, и, если выбирала какую-нибудь отделку, убранство, они непременно были самыми красивыми, самыми оригинальными. Господин Янош мог спокойно скрываться в оружейной под предлогом срочных государственных дел, во всем мог ей довериться. Ничто не ускользало от ее внимания, и даже красть и обманывать на глазах хозяйки крепости вряд ли было возможно.
Ее и повстречал первой епископ Янош Витез, в одно прекрасное весеннее утро въехав в крепость верхом в сопровождении многочисленной свиты. Спрыгнув с коня, он с тихим удивлением оглядел изуродованный лесами двор, загроможденный грудами камней, ведрами с известью, обломками мрамора, окинул взглядом полуразрушенную-полуотстроенную крепость, когда же за всем этим увидел руководившую работами Эржебет, то так и застыл от изумления.
Никак ты зодчим стать собралась, сударыня-сестрица? — смеясь, спросил он, звучно облобызав ее в обо щеки. — Никак зодчим собралась стать, ежели занялась столь не женским делом?
Эржебет раскраснелась от его поцелуев, словно приняла их не как родственные или отеческие. Да и смущение, вызванное неожиданным приездом епископа, прошло не сразу, — в замешательстве, чуть не заикаясь, она отозвалась:
— Зодчим стать не собираюсь, но крепость хочу уютным гнездом сделать.
— Это не внешними украшениями дается, сударыня-сестрица. А тем, таится ли внутри мягкость да уют. Или тебе то неведомо?
— Ведомо, отец епископ, право же, ведомо. Но если внутри мягкости недостает, можно восполнить ее хоть внешними украшениями, я так думаю… Согласен ли ты, отец Янош?
Епископ не пожелал заметить обращенный к нему намек и перевел разговор:
— Все же во внешнем убранстве, пожалуй, лучше разбираются мастера, этому обученные.
Однако при всем том его очень заинтересовало, что и как делается в замке, что и почему одобрила Эржебет, и вскоре они уже с увлечением ходили среди развороченных камней, постоянно угрожавших рухнуть лесов, осматривая все подряд: кладку стен, мельчайшую резьбу, всяческое убранство.
— Очень красивы формой своей, — заметил епископ, указывая на башни, наполовину уже возведенные; когда же Эржебет разложила перед ним пергамент миланского зодчего с планом крепости, чтобы показать, какова она будет в законченном виде, епископ Янош не мог сдержать удивления и восхищенно воскликнул:
— О, да таких я и в Италии не много видывал!
— Так, может, я все же имею склонность к художеству? — с гордым смехом спросила Эржебет. — Ведь и моя доля участия есть в выборе плана.
— В тебе очень сильно развито чувство прекрасного, — сказал Витез, поглядев на нее долгим взглядом, словно желая сказать еще что-то.
Эржебет угадала недосказанное, заметила этот невольный взгляд — и, будто испугавшись, повела епископа дальше, спеша направить его внимание в другую сторону:
— Погляди, отец Янош, как вырезано окно! Тебе правится такое удлиненное?
— Пожалуй, я сделал бы его чуть уже. Вот как в Болонье видел, в рыцарских замках. Миланские зодчие хорошо умеют и башни возводить и все прочее, но не умеют вырезать окна с должным изяществом. Для этого надобно приглядеться хорошенько к стройным женщинам — таких только в Болонье увидишь. В Милане-то даже красавицы всегда немного нескладны, вот вроде этого окна…
Затем, словно опомнясь, еще раз оглядел Эржебет с головы до ног и потеплевшим голосом произнес:
— Но тебя смело мог взять за образец миланский мастер. Ты все еще стройна, как девушка, будто и не мать двух взрослых сыновей…
— Не льсти мне, отец Янош, а не то зазнаюсь, — сказала госпожа Эржебет, покраснев от удовольствия. — Ты-то хорошо разбираешься в женской красоте. Так говорят…