Все эти вопросы, которые породили немало научных исследований[77], приводят, в конечном счете, к простой альтернативе: либо мы считаем, что основные понятия идеологии прав человека являются, несмотря на их западное происхождение, действительно всеобщими понятиями, и в таком случае надо просто это доказать. Либо мы отказываемся от их всеобщности, что подрывает все систему: действительно, если понятие прав человека является всего лишь западным, их универсализация в планетарном масштабе представляет собой, и это совершенно очевидно, навязывание чего–то внешнего, кружной способ обратить других в свою веру и подчинить их, то есть выступает продолжением колониального синдрома.
Первое затруднение обнаруживается уже на уровне языка. Вплоть до Средних Веков ни в одном европейском языке — как и в арабском, еврейском, китайском или японском, — нельзя было найти термин, который бы обозначал отдельное право как субъективный атрибут лица, отличный в таковом смысле от юридической дисциплины (права в целом). А это означает, что до относительно позднего периода не существовало слова для обозначения прав, которые считались бы принадлежащими людям в силу самой их человеческой природы. По мнению Аласдера Макинтайра, уже этот факт заставляет усомниться в их обоснованности[78].
Само понятие права ни в коем смысле нельзя считать всеобщим. В индийском языке для его выражения существуют лишь приблизительные эквиваленты, такие как yukta и ucita(«надлежащее»), nyayata («справедливое»), а также dharma («обязанность»). В китайском «право» переводится соединением двух слов, chuan li, обозначающих власть и интерес. В арабском слово haqq, «право», прежде всего, обозначает «истину»[79].
Теория прав человека, с другой стороны, постулирует наличие всеобщей природы человека, не зависящей от эпохи и региона, природы, которую якобы можно познать посредством разума. Она дает частную интерпретацию этого утверждения, принадлежащего не только этой теории и самого по себе совершенно бесспорного, предполагая тройное разделение: между человеком и другими живыми существами (человек — единственный обладатель естественных прав), между человеком и обществом (человек в своей основе — это индивид, а факт социальности не имеет решающего значения в познании его природы), между человеком и космосом в целом (природа человека ничем не обязана общему порядку вещей). Но этого тройного разделения нет в подавляющем большинстве незападных культур, включая, разумеется, и те культуры, которые признают существование природы человека.
Особенно заметной проблемой становится индивидуализм. В большинстве культур, да и, не будем забывать об этом, в изначальной западной культуре, индивид сам по себе просто немыслим. Он никогда не понимался в качестве монады, отрезанной от того, что связывает его не только с его ближними, но и с сообществом живых существ и с универсумом в целом. Понятия порядка, справедливости и гармонии разрабатывались не на основе индивида или уникального места, занимаемого человеком в мире, а на основе группы, традиции, социальных связей или целокупности всей деятельности. Нет никакого смысла говорить о свободе индивида как такового в культурах, которые в своих основах остались холистскими и отказываются мыслить человека в качестве самодостаточного атома. В этих культурах нет понятия субъективных прав, но при этом во всех них существуют понятия взаимных обязательств. Индивид должен не заявлять о своих правах, а работать над тем, чтобы найти в мире и прежде всего в обществе, к которому он принадлежит, условия, наиболее подходящие для раскрытия его природы и совершенствования его бытия.
Например, азиатская мысль выражает себя, главным образом, на языке обязанностей. Базовое моральное понятие китайской мысли — это понятие обязанностей, которые есть у человека по отношению к другим, а не понятие прав, с которыми можно было бы выступить против них, поскольку «мир обязанностей логически предшествует миру прав»[80]. В конфуцианской традиции, которая особенно ценит гармонию между разными существами и с природой в целом, индивид не мог бы обладать правами, превалирующими над тем сообществом, к которому он принадлежит. Люди связаны между собой кругом обязанностей и взаимными обязательствами. Мир обязанностей, кроме того, шире мира прав. Тогда как каждому праву теоретически соответствует определенная обязанность, не каждой обязанности соответствует определенное право: у нас могут быть обязанности по отношению к некоторым людям, от которых мы ничего не ждем, а также по отношению к природе и животным, которые нам ничего не должны
