По ту сторону прав человека. В защиту свобод - страница 20
В Индии индуизм представляет вселенную в качестве пространства, в котором различные существа проходят многообразные циклы существования. В даосизме дао мира рассматривается в качестве универсальной данности, управляющей ходом существ и вещей. В Черной Африке социальная связь связывает живых еще и с мертвыми. На Ближнем Востоке понятия уважения и чести определяют обязательства внутри расширенной семьи или клана[82]. Все эти моменты весьма сложно согласовать с теорией прав. «Права человека имеют западный смысл, — пишет София Manna, — который совершенно чужд другим обществам в нашем мире, несмотря на то, что дискурсу прав пробуют подражать и в них»[83].
Полагать, что первым идет не индивид, а группа — означает вовсе не то, что индивид «заперт» в группе, а, скорее, то, что свою уникальность он приобретает лишь в социальном отношении, которое также конститутивно для его бытия. Также это не означает, что не везде присутствует естественное желание избежать деспотизма, принуждения или плохого обращения. Между индивидом и группой могут быть напряженные отношения. Все это действительно является всеобщим. Но не является всеобщей верой в то, что лучший способ защитить свободу — это постулировать существование абстрактного индивида, лишенного всех своих конкретных качеств, отделенного от всех своих естественных и культурных связей. Во всех культурах есть конфликты, однако в большинстве из них превалирующее мировоззрение является не конфликтным (индивид против группы), а «космичным», то есть подчиненным порядку и естественной гармонии вещей. У каждого индивида есть своя роль в той целостной системе, в которой он состоит, а роль политической власти — наилучшим образом защищать это сосуществование и гармонию, залог долговечности. И в том именно смысле, в каком универсальна власть, но не ее формы, универсально и желание свободы, тогда как способы удовлетворения этого желания могут существенно различаться.
Проблема особенно заостряется тогда, когда социальные и культурные практики, обличаемые во имя прав человека, являются не навязанными, а традиционными, а потому, очевидно, одобряются большинством населения стран с подобными практиками (что не означает, что их там никогда не критикуют). Как может выступать против них учение, основанное на том, что индивиды свободны поступать по своему усмотрению? Если людям надо дать свободу делать то, что они хотят, пока применение этой свободы не вредит свободе других, почему же народам, некоторые обычаи которых кажутся нам шокирующими и достойными осуждения, нельзя предоставить свободу практиковать эти обычаи, если они не хотят навязывать их другим?
Классический пример — клиторидэктомия, все еще практикуемая и сегодня во многих странах Черной Африки (как и в некоторых мусульманских странах). Речь, очевидно, идет о вредной практике, но ее сложно вырвать из социально–культурного контекста в котором она, напротив, считается положительной в моральном отношении и необходимой в социальном: необрезанная женщина не сможет найти мужа и не сможет иметь детей, вот почему женщины, которые были обрезаны, первыми стремятся подвергнуть своих дочерей обрезанию. Тогда вопрос в том, во имя чего можно запрещать обычай, который никому не навязывается. Единственный разумный ответ состоит в том, что можно лишь подтолкнуть заинтересованные стороны к размышлению об уместности этого обычая, то есть спровоцировать внутреннюю критику рассматриваемой практики. Ее должны вести те, кого данная проблема затрагивает в первую очередь[84].
Приведем еще один пример: когда в мусульманской стране женщину забивают камнями за прелюбодеяние, к возмущению защитников прав человека, можно спросить себя, на что именно направлено их осуждение: на способ казни (забивание камнями), на то, что прелюбодеяние карается смертью (или что оно попросту наказуемо), или на саму смертную казнь? Первый мотив кажется преимущественно эмоциональным[85]. Второй можно по крайней мере обсуждать (какие бы чувства мы ни испытывали в связи с этим вопросом, во имя чего препятствовать членам определенной культуры считать прелюбодеяние преступлением, заслуживающим наказания, и самостоятельно оценивать величину этого наказания?). Что касается третьего мотива, если следовать ему, то любая страна, в которой сохраняется смертная казнь, и прежде всего США, тоже оказывается нарушителем прав человека.
