Выходя в коридор, Лав наткнулась на мистера Хуареса.
– Я не занес свое имя в список, – начал он, – потому что вы уже взялись мне помогать. – Он достал из кармана пятидесятидолларовую купюру и зажал в тонких загорелых пальцах. – Надеюсь, вы будете так любезны и еще разок позвоните в аэропорт.
– Мистер Хуарес, – взмолилась Лав, – мне надо приготовить кофе. Пожалуйста, внесите свою фамилию в общий список!
Она поспешила на кухню, закрыв за собой дверь. На дверце навесного шкафа висела приклеенная скотчем записка:
Грядут восемь недель августа. Мужайся.
Лав включила кофеварку и вернулась в фойе. Очередь не рассеялась – все стояли на своих местах. Лав медленно протиснулась к столу.
– Итак, – сказала она. – Кто следующий?
Еще никто не успел ответить, как вдруг с улицы донеслись звуки сирен, а на стенах заплясали красные огни.
В фойе вломился врач неотложки в черной форме, с рацией на боку.
– Где пострадавший? – с ходу спросил он.
Лав позвонила в семнадцатый номер.
– Ваша «Скорая» приехала.
Одри Коэн засмеялась.
– Джаред цел и невредим, – заверила она. – Мы его отмыли. Оказывается, у него просто кровь носом пошла, ничего серьезного. «Скорая» не нужна.
Лав убежала в конторку и плюхнулась в кресло Мака. К потному телу липло платье. Вдруг в фойе поднялся гомон – все разом заговорили. В конторку вошел Ванс.
– Что здесь делает неотложка? – спросил он.
– Семнадцатый номер попросила вызвать ей «Скорую» для ребенка, у которого потекла из носа кровь. А теперь она раздумала. И что я должна сказать врачу?
– Просто извинись, – ответил Ванс.
– Я с самого утра перед всеми извиняюсь! – взорвалась Лав. – Простите, что идет дождь, что закрыт аэропорт! Простите, что у нас мало видеоплееров и кофе не осталось. Я очень перед всеми виновата!
– И еще не забудь извиниться, что выставила меня за порог, – добавил Ванс, – и что оскорбила мои чувства.
– Конечно, извиняюсь, – проговорила Лав, взглянув ему в глаза. – Правда, прости.
– Я не приеду зимой в Колорадо, – отрезал он. – Тебе ведь нужен только летний роман, ведь так? Без особых заморочек.
– Так, – ответила Лав. Интересно, ждет ли ее девочка суженого? Ее яйцеклетка. – Это ничего?
Ванс поскреб гладкую макушку.
– Да ничего, конечно, – сказал он и обнял ее. Ее ноги не касались земли, когда в кабинет ворвался врач.
– Так вам нужна помощь или нет?
– Нет, старик, у нас все в порядке, – ответил Ванс.
Врач развернулся и вышел прочь, хлопнув напоследок дверью. Лав с Вансом обменялись долгим примирительным поцелуем, а потом она вернулась к стойке. Очередь рассосалась сама собой. Все ушли, остался только Хуарес, который терпеливо ждал, положив руки на конторку.
Лав позвонила в аэропорт и выяснила, что небо открыто.
– Все в порядке. Я вызову вам такси.
Вспомнился совет Трейси, и сразу засосало под ложечкой. «Скажи ему».
Мистер Хуарес вручил Лав полтинник. Она сунула деньги в карман и налила себе чашку кофе. Дождь за окнами перешел в мелкую изморось. Облака потихоньку рассеивались. Раздались звучные фортепианные аккорды, посыпались звонкие нотки. Рэгтайм. В дальнем конце фойе за пианино сидел Ванс. Герой летнего романа наигрывал для нее песню.
В глубине души Джем радовался наступлению августа. Оставалось все меньше времени до отъезда. Когда разнеслись вести о том, что Мак с Марибель собираются пожениться, он готов был тут же паковать чемоданы и валить с этого острова. Но остался. Исключительно из-за денег. И главное, Марибель его как будто не отпускала. После помолвки она почти каждый день наведывалась в отель, и видеть ее было адской мукой. В прошлый раз похвасталась кольцом. С бриллиантом. Ничего особенного, камушек бесхитростный и блистательный, как и его хозяйка. Видеть кольцо было нестерпимо больно – это прямое доказательство того, что она теперь принадлежит другому. Пора уже свыкнуться.
Джем каждый раз мучился при встрече, хотя понимал, что не видеться будет гораздо больнее. И потому, когда Марибель появлялась возле отеля, его одолевали противоречивые чувства. Сколько ни клял себя, он каждый раз заводил с ней разговор. Как дела в библиотеке? Как мать?
