Марибель пробежала по Прибойному пляжу, мимо Городского леса до самого аэропорта. Бежала от Полпис-роуд к Шиммо, Куэйз, Куиднет. Свернула с Клифф-роуд мимо старого поля для гольфа на Тьюпанси-линкс, по дороге к мысу и мимо летних домов на пляже Диониса. Добежала до Мадакетской бухты.
Так прекрасным осенним утром она оказалась на Миакомет. День выдался теплым, светило солнце, небеса были ослепительно чисты. Марибель бежала по Миакомет-роуд, над которой раскинулись, подобно навесу, сосновые ветки, и взгляду ее предстал пруд. Чуть вдалеке от берега плескались дикие утки, по водной глади скользили три благородных лебедя. Три белых лебедя, сказочные создания, грациозно изогнули шеи, а сзади, подобно легкому тюлю, трепетало пышное оперение. Словно девушки в модных нарядах, словно невесты в подвенечных платьях.
Добежав до дюн, венчавших дальний берег пруда, откуда открывался чудесный вид на океан, Марибель остановилась, присела на топкий бережок и заплакала. Вот уже несколько недель после урагана она утешалась мыслью, что такой поворот событий неизбежен. Разрыв с Маком и встреча с Джемом, отъезд с острова – все это было частью какого-то важного плана ее жизни. Конечно, это нелегко. Вспомнилось, как они катались с Маком на джипе с откинутым верхом и как гуляли по городу зимой, взявшись за руки. Мак и Нантакет были неразделимы, как единое целое. Вот поэтому ей и придется уехать.
Ее утомил вечный поиск любви, надоело лелеять пустые мечты. Мак все равно не сможет ее любить, как не любил ее и отец, где бы он ни находился и кем бы ни был. Непонятно, зачем Богу понадобилось сотворить эту боль, столь изощренную муку, невыносимую и запутанную, которая называется «безответность». Теперь ее жизнь изменилась, она стала любимой, ее пестовали, ею дорожили, ценили ее так, как она того заслуживала. С Джемом у нее будет больше любви и меньше боли.
А еще какое-то смутное чувство подсказывало: только расставшись с Маком, она сумеет получить его обратно. Конечно, он не передумает тотчас же, но однажды это случится. Когда-нибудь скромная школьная библиотекарь какого-нибудь Лос-Анджелесского пригорода получит огромный букет желтых цинний с открыткой от Мака. А может, она состарится, как Лейси Гарднер. И тогда, сидя на крыльце в кресле-качалке, впервые за пятьдесят лет поговорит с Маком о том, почему их любовь дала трещину. Нет, к тому времени они не смогут даже вспомнить, что пошло не так. Они будут вспоминать ушедшие дни и былую радость. Как жили во Дворце и любовались чайками на Сиско-Бич и как слушали рождественские гимны, что лились из церкви. Они вспомнят, как были молоды и здоровы и жили вместе на острове Нантакет. И если Мак вдруг предложит ей руку и сердце, восьмидесятилетний старик такой же дряхлой старухе, она ответит согласием. И ожидание будет того стоить.
Когда до отъезда оставался всего день, ноги сами принесли ее к отелю. Она могла бы сколько угодно себя убеждать в том, что пришла повидаться с Джемом – ему предстояло немало потрудиться: поднести сумки для последнего отъезжающего, расстелить освободившиеся номера. Если честно, Марибель бежала к «Пляжному клубу», чтобы увидеть Мака. Мари мчалась туда, где шесть лет назад они повстречались. Каждое утро он поджидал ее на парковке, делая вид, что подметает асфальт, и однажды набрался смелости и предложил бутылку воды. Сколько раз с той поры она задавалась вопросом: а как бы повернулась ее жизнь, если бы она отказалась? Или побежала другим маршрутом и вовсе не повстречала Мака? Ее жизнь обрела бы иные формы, иные краски. За размышлениями, как все могло бы сложиться, было убито бесчисленное множество часов.
Наверное, Мак почувствовал ее приближение. Он работал у входа: снимал вывеску «Нантакетский пляжный клуб и отель». Едва услышав шаги, обернулся, и его лицо озарилось мимолетной улыбкой, которая тотчас погасла.
Марибель была сильно взволнована. Неистово колотилось сердце, словно она выжимала все сто на бегу, а не остановилась для спокойной беседы. Ей никак не удавалось перевести дух. «Какая нелепость! – кричало все ее существо. – Почему мы должны расстаться?»
