– Я твой дом увидела. Кто-то преследует меня и хочет убить. Может я прокажённая?
Она заплакала, уткнув голову в колени. Я не знал, что сказать и лишь с сомнением покачал головой. Интересная получалась ситуация.
– Успокойся, – попросил я и коснулся её руки, – никакая ты не прокажённая, а может быть даже святая, только напугана и устала, у тебя дома всё впорядке?
На часах стрелки показывали половину третьего ночи.
Я поднялся с пола и, сделав два решительных шага, сел на диван.
Некоторое время мы молча разглядывали друг друга каждый со своей территории. Потом Хрустальная поднялась и села рядом со мной.
– Ты мне не веришь, – печально произнесла она. – Но он действительно существует.
– И я его люблю.
Гробовая тишина.
Где-то за окном, очень далеко, послышался еле уловимый гул начинающегося дня. На горизонте посветлело, но в домах напротив не горело ни одного окна. Люди спали, а мы им завидовали.
Идиллию нарушил необычайно громкий телефонный звонок.
Я посмотрел на Хрустальную, казавшуюся теперь счастливой, и почувствовал жар, исходящий от её кожи.
– Это не тебя? – пошутил я.
Хрустальная улыбнулась и пожала плечами.
В трубке раздавались странные космические звуки, шипение с обрывками слов, нарастающий с каждой секундой шум помех. Я хотел, было отключить телефон, и уже потянулся к гнезду, куда вставлялся шнур, когда в трубке всё смолкло, и отчётливый женский голос произнёс:
– Алло? Алло-о…
Голос показался знакомым. Я отдёрнул руку от телефонного шнура.
Во мне начало подниматься глухое раздражение и чтобы успокоиться, я посмотрел в зеркало, висевшее на стене над телефоном.
– Слушаю, – повторил я, вздрогнув, когда мне на плечи опустились ледяные руки Хрустальной, бесшумно подошедшей сзади.
– Ты узнал меня?
Вопрос, выдавившийся из трубки, нёс с собою волну ужаса.
– Нет, не узнал, – резко ответил я.
На другом конце провода раздался женский смех.
– А ведь это я, Френсис , неужели так скоро забыл меня?
– Френсис?
Сильное сердцебиение и стремительное как смерч оцепенение охватило всё тело. Я повернул голову. Хрустальная заворожено смотрела на телефонный аппарат. Бедняжка нуждалась в защите.
– Френсис умерла, – как можно спокойнее прохрипел я, – она не может звонить, хотя голос очень похож, это глупый розыгрыш, и смешного в этом мало.
Ноготь Хрустальной впился в моё плечо.
– Если это Френсис, поговори с ней.
Я оттолкнул её, и Хрустальная ушла в комнату. Это подействовало на меня отрезвляюще
Проследив взглядом, как она легла на диван, закрыв лицо ладонями, а затем, снова посмотрев на трубку, я со злостью опустил последнюю на рычаг. Выдернув шнур из розетки, я приблизился к больной девушке.
Она лежала на спине не шелохнувшись, похожая на большую мёртвую птицу, опрокинувшую чашу своей жизни в болото неведения .
Опустившись на колени, я погладил её белые волосы, прошептав какие-то бессмысленные слова утешения. Но в чём утешал я её? В собственном бессилии?
– Этот звонок…
– Розыгрыш, – осторожно поправил я.
– …напомнил мне про то, что я старалась забыть и думала навсегда похоронено в душе, на самом её дне, где темно, – тихий плач Хрустальной перешёл в глухие рыдания. – Вы прикоснулись к моей боли. Кто вам позволил это?
Я нежно обнял её голову и пошептал:
– Ну, о чём ты говоришь, ни кто не хотел тебя обидеть. Пойдём лучше спать.
На что Хрустальная ответила:
– Я тебя ненавижу.
Она замолчала, превратившись в предмет олицетворяющий Скорбь. Я решил не трогать её, чтобы не раздражать, и дать успокоиться самостоятельно. Минут через десять она заснула, отняв тонкие ладони от мокрого, чуть распухшего лица. Сон её предвещал утреннюю головную боль. И глядя, как она во сне тяжело дышит, я не нашёл ничего лучшего, как укрыть её тело тёплым солдатским одеялом из кладовки.
Хрустальную поместили в отдельную палату нового здания психиатрической больницы, на окраине города.
Она вела себя тихо, почти замкнуто, на вопросы врачей отвечала неохотно. В редкие минуты просветления рассказывала о Восковом Ангеле и о стихах, что писала Френсис. Но когда врачи спрашивали «кто это, Френсис?», Хрустальная загадочно улыбалась.
