Он провел рукой по взъерошенным волосам. Это придало ему еще большее сходство с эрдель-терьером, чем обычно.
Я ухмыльнулся.
- Может быть, сталь невидимая.
- Невидимая, невесомая и неосязаемая. Можно я сам составлю радиограмму в Центр, выложу им все, что о них думаю?
- Валяй, выкладывай, - ответил я. - Впрочем, подожди меня здесь минутку. Я покажу Нув, где ее апартаменты, а потом мне надо с тобой поговорить.
Я отвел Нувелину к лучшей из свободных хижин, возведенных вокруг комендатуры. Нувелина еще раз поблагодарила меня за то, что я помогу Уву получить здесь работу, и, когда я вернулся в кабинет, настроение у меня упало ниже того уровня, на котором птипы-големы хоронят своих покойников.
- Да, шеф? - напомнил о себе Риген.
- Насчет радиограммы в Центр, - сказал я ему. - Той самой, что я отправил утром. Прошу тебя ничего не говорить о ней Нувелине.
Он хмыкнул.
- Хотите рассказать ей сами, да? Ладно. Буду нем как рыба.
Я с гримасой прибавил:
- Не исключено, что с моей стороны глупо было посылать такую радиограмму.
- То есть как? - удивился он. - А я рад, что вы ее послали. Это вы здорово придумали.
Он ушел, а я сдержался и ничем не запустил ему вслед.
Следующий день был вторник, если это важно. Мне он запомнился как день, когда я разрешил одну из двух главных проблем Планетата. Хотя, правда, и не вовремя.
Я диктовал заметки о культуре зеленотала; Планетат, конечно, важен для Земли тем, что некоторые здешние растения, не желающие произрастать в других местах, дают препараты, без которых фармакопее было бы трудно обойтись. Дело подвигалось туго, оттого что я смотрел, как Нувелина записывает; она настояла на том, чтобы приступить к работе на второй день своего пребывания здесь.
И вдруг как гром среди ясного неба меня осенила идея. Я прекратил диктовку и вызвал Ригена. Он явился.
- Риген, - сказал я, - закажи пять тысяч ампул улучшателя рефлексов К-17. Вели поторопиться с отправкой.
- Шеф, разве вы не помните? Мы ведь пробовали. Думали привить себе нормальное зрение на периоды среднестояния, но эта штука не действовала на оптические нервы. Мы по-прежнему видели всякую бредятину. К-17 хорош, когда надо приучать людей к высоким или низким температурам или...
- Или к удлиненным или укороченным периодам сна и бодрствования, - перебил я. - Об этом-то я и говорю, Риген. Сам посуди: Планетат обращается вокруг двух светил, день и ночь чередуются на нем так неравномерно, что мы никогда не относились к ним по-серьезному. Верно?
- Конечно, но...
- Но, поскольку на Планетате нет логически замотивированных дней и ночей, мы стали рабами третьего светила, до того далекого, что его даже не видно. Мы живем по двадцатичетырехчасовому циклу. А период среднестояния регулярно наступает через каждые двадцать часов. Улучшатель рефлексов поможет нам приспособиться к двадцатичасовым суткам - семь часов сна, тринадцать бодрствования, - и все мы блаженно проспим именно то время, когда наши собственные глаза играют над нами подлые шутки. Причем в затемненных спальнях, где мы ничего не увидим, даже если проснемся. Дней в году станет больше, но они будут короче, и никто из нас не свихнется. Расскажи, какие недостатки ты находишь в моем проекте.
Риген выкатил осоловелые, бессмысленные глаза и звонко хлопнул себя по лбу. Он сказал:
- Слишком все просто, вот что я нахожу. Так просто, что додуматься до этого только гению под силу. Два года я медленно схожу с ума, а выход до того ясен, что его никто не видит. Сейчас же отправлю заказ.
Он было пошел к двери, но вернулся.
- Ну-ка, а как сделать, чтобы дома не падали? Скорее, пока у вас не прошла аура или как там называется ваше озарение.
Я со смехом ответил:
- Отчего бы не испытать невидимую сталь из пустых контейнеров?
Он сказал: "А ну вас" - и закрыл дверь.
А на другой день, в среду, я махнул рукой на дела и повел Нувелину гулять по Планетату. Обойти вокруг нашего шарика это как раз хорошая однодневная прогулка. Но с Нувелпной Олльте любая однодневная прогулка будет хорошей. Я, правда, помнил, что могу провести с Нувелиной еще только один полный день. Конец света наступит в пятницу.
