— Ладно, Вадим, вы победили, — женщина положила руку на ладонь мужчины. Дружеское пожатие? Отнюдь. Доверяй, проверяй и не ошибешься. Новый человек входил в семью, и следовало знать, что у него за душой.
— Какие счеты между своими.
Вадим освободил руку. Словно почувствовал учиненный допрос.
— Хочу сразу предупредить: я, не ангел и райскую жизнь не обещаю. Вредить не стану, а пока не привыкну, нервы, уж извините, попорчу.
— Из ваших рук хоть яд! Но в разумных дозах.
— Будем считать, что пакт о ненападении подписан.
— Отлично. Я могу рассчитывать на вашу помощь в отношении Таты?
— Да.
— Мне все равно, — объявила Тата и величественно покинула комнату. Смотреть, как Вадим выносит из дому мамины вещи, она не могла.
Вечера в непривычном одиночестве полнились злой, кипучей ревностью и ощущением собственной никчемности.
— Они меня бросили, — наконец, оформился вывод. — И мама, и папа.
— Нет, девочка, — пояснила бабушка. — Родители тебя любят, и будут любить всегда. Но жизнь сложнее представлений о ней. О папе я говорить не хочу, что касается мамы, то ты для нее в жизни главное.
— А Череда как же?
— Знаешь, он мне сказал: «Если мы заключим союз, то сможем дать Ларе вдвое больше. Если примемся делить, рвать на части, воевать друг с другом, пользы не будет никому». Поэтому мой тебе совет, когда становится невмоготу: подумай не о себе, а о маме. Вспомни, как мы хотели сделать ее счастливой. И пойми: у всего есть цена. Твоя обида — это плата за устроенную личную жизнь Ларисы. Твое спокойствие стало бы платой за ее одиночество.
Аргументы были серьезными и требовали внимания, особенно после разговора с потенциальным отчимом.
После скандальной выходки — накануне свадьбы Тата сказала бабушке, что беременна от Вадима — Череда вышел из себя:
— Тата, ты — дрянь. Маленькая наглая эгоистичная дрянь.
Воспитательная беседа происходила в парке, подальше от ушей Ларисы и Любови Андреевны. Потому Череда не очень подбирал выражения.
— Я — терпеливый человек, но своим идиотским поведением ты достала меня до печенок. И не только меня. Бабушка сейчас пьет лекарства и молит Бога, чтобы твои слова оказались ложью, и чтобы о них не узнала Лара. Представь на минутку, как она отреагирует на подобные новости?!
— Мама возненавидит и бросит вас. Вернется домой. Тогда я скажу правду и успокою ее.
— А если она возненавидит тебя?
— За что?
— Но ведь ты лишаешь ее любви, разрушаешь счастье, сиротишь будущего ребенка.
— Ваше счастье построено на моих слезах!
— А ты не плачь. Ты порадуйся за маму.
— Не могу я радоваться.
— Конечно, ведь приходится, отдавать, а не брать. Каждый заплачет.
— Что я брала? Что?
— Все, деточка, все. Каждый день, все семнадцать лет кряду ты получала от мамы любовь, заботу, душевное тепло.
— Я не просила.
— Зато сейчас требуешь. Мама только шаг сделала в сторону, а ты уже верещишь! «Не сметь! Стоять! На место!», а на месте-то — пустота. И никого рядом.
— Вы, Вадим Петрович, говорите правильные слова, только бросать детей непорядочно. Даже ради такого замечательного человека, как вы.
— Никто тебя не бросал. Мама тебя любит. Я, если станешь себя прилично вести, тоже буду обожать. Хочешь, живи с нами.
— А бабушка?
— Не держите меня за врага народа, и будем жить вместе. Хочешь?
— Нет, — гордо отказалась Тата, — мне одолжений не надо.
— Тата, — Вадим смотрел на нее серьезно и строго, — ты же сама станешь женщиной. И должна чувствовать цену моим словам. Не отбирай у мамы ни дня, ни минутки счастья. Кто знает, что случится завтра? Жизнь коротка.
— Счастье — это вы?
— Да! — в ответе звучала непоколебимая уверенность.
Тата даже смутилась. И чуть-чуть позавидовала.
— Вы ее и вправду любите?
— Люблю.
— И не обидите никогда?
— Никогда.
— Поклянитесь. Чем-нибудь важным.
— Я клянусь будущим ребенком, что люблю Ларису и сделаю все для ее счастья.
— Конечно, у вас ребенок, любовь, счастье, а я одна осталась.
Зеленые глаза полнились такой болью, что череда растерялся.
— Тата, я предлагаю тебе дружбу.
— Зачем она мне? — спросила девочка тоскливо.
— Не скажи. На свете легче живется, если есть плечо, на которое можно опереться. А за мое можно и спрятаться.
