Что-то смешалось, и я будто забыла, что все это — лишь картины прошлого, а то и вовсе безумные фантазии сторонников тьмы. Мне было больно, словно эта я сгорала в огне — но не в огне Феникса, а так, как мог бы гореть человек. В моей природе было бороться со стихией, от чьих бы рук ее проявления не происходили — но сейчас я чувствовала, будто меня приковали цепями. Заставить беспомощно наблюдать — самая изощренная пытка…
Огонь гудел — или это лес взывал о помощи? Ночное небо окрасилось оранжевым, черный дым, наверное, был виден далеко отсюда. Лес превратился в гигантский факел. Я смотрела в небо — и вдруг заметила того, кого никак не ждала встретить в этом кошмаре.
Я увидела себя.
Словно из густого тумана, словно из заросшего тиной болота выплывали куски забытых воспоминаний. Огонь всегда был родной стихией, не то моей колыбелью, не то моим отпрыском. И, видно, именно потому мне всегда чуть легче было победить огненную стихию — но не в тот раз, определенно.
Наверное, ничто не может сбить с толку сильнее — чем смотреть на саму себя. Даже не смотреть — подглядывать, ведь та я, которую мне было видно, не видела меня. Я, существующая в этом времени, медленно поднималась над пылающим лесом, раскинув руки знакомым жестом. По кусочкам я вспоминала этот день. Вот сейчас огромный язык пламени заденет меня — и я едва не рухну на землю, но удержусь, из последних сил…. Я тогда не знала, отчего все, я никогда не спрашивала о причинах — просто летела на помощь. Это был мой долг, не навязанный, а мой собственный, вот и все. Изменилось бы что-то, если б я знала, что этот лес подожгли глупые пьяные парни, думавшие только о себе и своем удовольствии?
Размышления прервались — все вокруг подернулось серой дымкой, я мысленно вздрогнула. Что это? С минуту все мерцало, то возвращаясь к прежней ясности, то снова покрываясь мутной пеленой. Я вновь невольно почувствовала себя попавшей внутрь старого фильма, где то ли пленка была слишком заезженной, чиненой, то ли что-то заело в проекторе. Вместе с этим появлялось ощущение, будто одной мне из этого «кино» никак не выбраться. Может быть, это так и было? Что я могу сделать отсюда, лишенная не только сил, но и собственного тела, привычного ощущения способности постоять за себя…
У меня закружилась голова — лес вдруг ухнул куда-то вниз, или это я взмывала вверх, словно тот Феникс из прошлого, что боролась сейчас с пожаром, расходуя саму себя. Я мысленно зажмурила глаза и отдалась этому полету — мне было почти все равно, куда он меня приведет. Я даже не знала, смогу ли вынести очередной вояж по прошлому — но и думать уже не хотелось. Хорошо бы было оказаться сейчас в бескрайнем море, покачиваться на воде, раскинув руки, пока хватит сил, а потом…
Я упала. По-настоящему. Я почувствовала боль — и обрадовалась ей, как старой подруге, неожиданно оказавшейся на пороге моего дома. Боль означала, что мое тело еще не умерло, оно все еще принадлежало мне.
Я открыла глаза — и сердце сжалось. Я была все в той же пещере. Для чего меня сюда вернули, для новых пыток? Нет, нужно было выбираться, любым способом. Я попыталась сесть, но не смогла. Ничто не сковывало моих движений, не было ни веревок, ни энергетических пут, но мое тело мне не подчинялось. Что происходит?
Я огляделась, слабо порадовавшись, что хоть это-то еще могу — но вокруг была все та же непроглядная тьма, словно это место вообще не было частью нашего мира. Наконец, устав напряженно смотреть в темноту, я закрыла глаза и попыталась просто сосредоточиться.
Я услышала шум, и тут же поняла, что он появился не вдруг, что-то происходило здесь с того момента, как открыла глаза — а возможно, и гораздо раньше, но, увлекшись нахлынувшими на меня физическими ощущениями, от которых почти уже отвыкла, я не замечала происходящего.
Я снова повернула голову, пытаясь разглядеть источник шума. Я все еще не могла пошевелиться, словно кокон, которому сказали, что бабочкой ему уже не стать. Ничего не было видно, секунда бежала за секундой — и я закричала. Все равно, кто откликнется — испугаться сильнее было уже невозможно.
