Глава двадцать пятая
СУДЬБА, СУДЬБА
Грех да беда на кого не живут,
Совесть казнит — душа саднит.
Плоть грешна, да зато утешна.
Сын у меня мой, а нрав у него свой.
В ком есть Бог, в том есть и стыд.
Пословицы-поговорки
Голоса и бумаги: год 1722-й
Понеже корень всему злу есть сребролюбие, того для всяк командующий должен блюсти себя от лихоимства, и не точию блюсти, но и других от оного жестоко унимать и довольствовать определённым! ибо многие интересы государственные чрез сие зло потеряны бывают, и такой командир, которой лакомство великое имеет, немного лутче изменника почтён быти может; понеже оного неприятель посторонним образом подарить и с прямого пути свесть может легко, того ради всякому командиру надлежит сие непрестанно в памяти иметь и от оного блюстися: ибо может таковым богатством легко смерть или безчестное житие купити.
Пётр — из «Морского устава»
Вообще Россия гораздо менее разоряется от уплачиваемых народом податей, чем от лихоимства тех лиц, на которых возложена обязанность собирать эти подати. Царь от этого ничего не теряет, потому что он время от времени конфискует имение уличённых в лихоимстве вельмож и чиновников, но народу это не приносит никакого облегчения.
Кампредон — кардиналу Дюбуа
Сей хан, такожде и некоторые его ближние зело б рады были при нынешних случаях услышати про русские войска, что в Хиве, ибо в декабре посылал непрестанно ко мне разных спрашивати, не имею ли я подлинное известие, будет ли Величество Ваше посылать на Хиву или нет. И хотя я ответствовал, что я из Астрахани куриера не получал и Ваше намерение ведать не могу, а ежели бы такая посылка учинилась, то б против неприятеля общего. И хан не поверил, думая, что я тихим образом письма получил, а не объявляю (а все то другие ему внушают назло мне). Однако ж ныне и поверил. Донесено ему, что отправленной ко мне от Астрахани куриер на дороге убит. Год тому минуло, как я отправил куриера, а за моим нещастием ответа получить не могу. Токмо беду чуть не нажил. Письма потерянные сыскать труждался, то и меня самого шпионом оклеветали недобрые люди, которые также сказали, что убитые оба ко мне за шпионством ехали и того ради убиты... Прошу Вашего Величества, дабы надо мной Вашу царскую милость показать, меня из озбецких непостоянных рук высвободити изволили, чтоб занапрасно более не мучился при сём варварском и без основания управительстве.
Флорио Беневени — Петру
Когда мы были в дому г. генерал-прокурора и при случившейся радостной ведомости о вступлении Вашего Величества в город Дербень веселились, то он, Писарев, начал сперва брань и драку с прокурором Юстиц-коллегии Ржевским и уже вдругорядь его бил и пришёл безо всякой причины и ко мне и начал меня поносить, будто я своровал и ту выписку брата своего, утаясь от него, подлогом сенаторам предложил, и хотя я зело шумен был, однако же дважды от него с учтивством отходил, но он в третие меня атаковал и не токмо бранью, но и побоями грозил, что ежели б то от генерал-прокурора не пресечено было, конечно, могло и воспоследовать.
Шафиров — Петру
День выдался благостный.
Сентябрь заканчивал своё сошествие в сверкании серебристых нитей, реявших над головами. Стояла почти что летняя теплынь.
Возвращались к дому. Возвращение было радостным, как всякое возвращение. А дом-то об эту пору был уже холодным, промозглым и неприглядным, разверзшим хляби земные. Но об этом не вспоминали. Посадка на суда проходила в полном порядке.
Октябрь был на носу. Бог его знает, что он мог выкинуть: месяц из капризных. Порою колебал море штормами дикой звериной силы, рвал паруса и швырял суда, точно щепки, либо на берег, либо в беснующуюся пучину.
Солдаты бегом подымались по сходням. Перед посадкой обмылись в ещё тёплом море, тёрли друг друга особой глиной с песком — вылезали чистые да гладкие, оболоклись в чистые рубахи, дабы предстать пред Господом, ежели придётся, по его неизречённой воле, достойно.
Так велел государь на молебне по случаю благополучного возвращения в российские пределы, в губернский город Астрахань. Он и сам совершил омовение пред посадкой на яхту, денщики его старательно оттирали. Пришлось и остальным придворным омыться. Отказался только Пётр Андреевич Толстой, сославшись на спой почтенный возраст и подагрический недуг.
