— Таково и я рассудил. Давай отряжай казаков да калмыков поболе, дабы неприятели надолго устрашены были.
Апраксин вышел, но вскоре возвратился и доложил:
— Наказного атамана поставил во главе казаков.
— Коего?
— Да Ивана Краснощеченка[105]. Этот страху нагонит. С ним тысяча казаков да четыре тыщи калмыков с владельцем их Бату. Полагаю, государь, сих сил достаточно для поиску и разорения неприятелей.
Пётр наклонил голову в знак согласия. Добавил:
— Более всего пущай отмстят уцмею кайтагскому, он мне в верности клялся и ногу лобызал. А с султаном Махмудом утемышским за его непрестанное вероломство должно разделаться безо всякой пощады.
— Так и будет поступлено.
— Добро, Фёдор Матвеич. А теперь отправлюсь-ка проведать Катеринушку: небось сердита, сколь времени прошло, а я всё носу не кажу.
Екатерина и в самом деле была не в духе. Её повелитель бросил всех и ускакал, даже не предупредивши, куда и надолго ль. Она не очень-то вникала в его планы, хотя о закладке крепости Святого Креста Пётр говаривал как о деле важном и основательном, за коим глаз государев надобен.
Последнее время она обрела присущее ей душевное равновесие. Пётр был с нею заботлив и даже нежен: как видно, чары Марьи Кантемировой спали. Надолго ли только. Ведь разлучница дожидается в Астрахани. Вестей о себе не подаёт, отец в тревоге.
Екатерина сошлась с вице-губернаторшей, дамой простоватой, даже диковатой, которой чрезвычайно льстило внимание государыни. Нет, она не посвящала её во все перипетии, о разлучнице, о её романе с государем не было сказано ни слова. Екатерина рассудила здраво — в здравомыслии ей никак нельзя было отказать, — что о том, каковы её обстоятельства, Марья непременно подаст весть отцу. А уж тот доложит — как бы невзначай — государю. О том, что меж них существовал некий уговор по сей части, Екатерина нимало не сомневалась. Но перед отъездом она всё-таки, как бы между прочим, обмолвилась:
— А вы, сударыня Фетинья Дормидонтовна, уж не обессудьте, коли попрошу я вас с кульером попутным отправить мне цидулку о здравии четы Губернаторовой да девицы Марьи, коя у них на попечении, князя светлейшего дщери. Их мне тревожить нету охоты, а вы дама обязательная и вниманием вашим ко мне я весьма обнадежена. Девица, о коей речь, на сносях от некоего генерала, я ему дала слово об ней печься. А как можно было, коли она далее Астрахани не трогалась.
— И-и-и! — захлебнулась от восторга Фетинья. — Великою честью для себя почитаю, матушка государыня, служить вам, яко раба верная. Наблюду непременно и, что вызнаю, скорейше отправлю в собственные белые ручки вашего величества.
— Только уж вы никому, почтеннейшая, о моей столь малой просьбишке не обмолвитесь. Не то губернатор со супругою своею высокородной сочтут сие за великую обиду, что я их услугою пренебрегла.
— И-и-и! — снова закатилась Фетинья. — Да пущай меня изрежут на мелкие кусочки, да пущай у меня язык отсохнет и гром поразит, коли я посмею доверенностью моей государыни пренебречь. И мужу родному, и детишкам, и никогда никому не молвлю. И на святой исповеди самому митрополиту ни словечка не оброню.
И она мелко и долго крестилась и всё кланялась и кланялась Екатерине в пояс. Было это до того приторно, что государыня уж пожалела о своей просьбе, хотя совершенно уверилась, что диковатая Фетинья и в самом деле будет нема как рыба.
И вот ведь странность! Ни от кого никому. Ни ей от Фетиньи, ни князю Дмитрию от дочери. То ли враг басурманской курьера с письмами перенял, что и на самом деле стряслось, то ли некое происшествие случилось, от которого произошло великое смущение...
Как ни гнала от себя, мысли о Марье, о том, каково ей там, в Астрахани, возвращались кругами и становились неотвязны. Надеялась на случай; может, кто-то оттуда явится, обмолвится. И более всего хотелось приблизить время возвращения.
А оно близилось как бы само по себе. Пехотные батальоны скорым маршем двигались к Аграханскому ретраншементу, близ которого уж пришвартовались суда. И уже началась посадка.
— Сбирайся, Катеринушка, заедем в новопоставленную крепость во имя Святого Креста, отправим богослужение да и, перекрестясь, с Господнего соизволения и благословения отправимся на яхту.