Петру Великому покорствует Персида - страница 139
Флорио Беневени — Петру
Первое сражение пало на бригадира Ветерани с его конным войском — драгунами и казаками — под Эдирне, а по-нашему под Андреевой деревнею. Неприятеля там, конного и пешего, сочли более пяти тыщ. Он укрепился за окопом с палисадом.
Драгуны не сплоховали: преследуя конников, на хребтах их перемахнули чрез вал и шпагами стали бегучих колоть. До трёхсот их положили, а остальные убегли в горы, где преследовать их не было никакой возможности из-за зело колючего терновника. До трёх тыщ дворов в той деревне разорили и огню предали. Потеряли близ семидесяти человек.
Более сражений покамест не бывало. У флота ж был только один, но грозный и непобедимый неприятель — море с его буйным нравом. И тут уж ничего поделать было нельзя.
Кампания виделась лёгкой. Горцы при всей их храбрости не могли противостоять обученной и хорошо вооружённой армии.
В остальном же всё было тягостно. И сушь великая, и долгие переходы по опалённым камням, и худая вода, и недостаток провианту.
Седьмого августа стали на берегу реки Сулака. Река так себе, однако, как все горные реки, норова буйного. Бригадир Ветерани со своими полками стоял уже за рекою. За рекою ж были горские владельцы, по слухам изъявившие желание быть под государевой рукою и протекцией.
Переправу пришлось наводить заново, ибо река сносила лодки, служившие опорою наплавному мосту.
Торопились. Тучи стали заволакивать небо, и бег их становился всё стремительней. Грозная пелена повисла над морем, над горами, она всё сгущалась и сгущалась. Откуда-то с моря сорвался ветер, вздымая волны, слепя песком и пылью.
— Не робеть! — орал капитан-лейтенант Гурьев, руководивший понтонёрами. Он надсаживался, стараясь перекричать вой ветра и грохот прибоя. — С нами государь! С нами Бог и крестная сила!
Дамы и министры укрылись в экипажах. Пётр в окружении штаб-офицеров-преображенцев наблюдал за наведением переправы. Он облекался в зелёный мундир полковника Преображенского полка и оттого чувствовал себя в службе.
Лодок недоставало. Пришлось соорудить нечто вроде парома. Переправа затягивалась. Пётр вышел из себя, ругательски ругался. Екатерина исподтишка дёргала его за обшлаг: неподобно-де императору.
День проходил за днём, а войско всё ещё топталось на берегу. Неширока река Сулак, да бурлива. Похоже, где-то там, высоко в горах, выпал дождь, а может, и ледник потаял, и вода разлилась.
Вечером Черкасов, коему поручено было ведение «Походного юрнала», записывал:
«Кор-де-баталия августа десятого перебралась, и начал аригард перебираться. Сия переправа зело трудна была, ибо только люди, артелерия, амуниция, провиянт и рухледь, а лошади, волы, верблюды, телеги и коляски вплавь все; а и люди по пояса раздеты были ради разлития реки...»
На другом берегу Петра ожидали горские владельцы со свитами. Адиль-Гирей тарковский изъявил полную покорность, приложившись к краю царского камзола и левому сапогу. И объявил: обыватели и подначальные с великою радостию ждут прихода его величества с войском. Шамхала сменил аксайский владелец султан Махмут, желавший вступить под протекцию российскую и подавший о подданстве челобитную.
Речи их переводил князь Дмитрий. Речи были по-восточному льстивы и напыщенны.
— Как волка ни корми, он всё в лес смотрит, — заметил Пётр. — Ишь, глаза долу завёл.
— Истинно так, государь, — отозвался князь Дмитрий, — А волк у них весьма почитаем, яко свободный зверь. Никому-де он не подвластен, кроме своей стаи и её вожака. Так и горцы сии рыщут вольно и шахову власть только на словах признают.
Он, Дмитрий Кантемир, тоже был таким волком в турецком стане. И он столь же униженно прикладывался к краю везирского кафтана. Что было делать: неволя, недоля. А почести, которые ему оказывали, как покорному вассалу султана, были всего-навсего позлащённой пилюлей. Так было с его предшественниками на господарском престоле. Но те покорствовали от души: ради господарского престола стоило пожертвовать и достоинством, и деньгами. Утвердившись на княжении, можно с лихвою возвратить всё.
