– Глазами?
– Шпионить. Я высматриваю. Подслушиваю. Наводки даю.
– Наводки? А это что?
– В нашем городе главное – это информация. Я кручусь у чайных, у ювелирных магазинов, на стоянках такси. Всюду, где народ болтает. Как увижу что интересное, сразу Ананду-бхаи рассказываю. Ладно, скоро сам поймешь.
Сумди позвякивает монетками в кармане:
– Маловато. Вечером опять работать пойдем.
Чамди хочется поговорить про Бомбей. Почему тут нет ни красок, ни песен, почему тут никто не улыбается и никто друг друга не любит? С другой стороны, он ведь еще не видел города. Наверняка скоро выяснится, что Бомбей все-таки похож на город его мечты.
– Ну хоть чуть-чуть, совсем чуть-чуть мы потратить можем? – спрашивает он.
– Ни пайсы! Я должен отдавать Ананду-бхаи не меньше двадцати рупий в день. Кровь из носу. Он без этих денег проживет, конечно, но если не принесу – искалечит. Просто так, для порядка.
– А мою часть можно потратить? Ананд-бхаи ничего обо мне не знает.
– К вечеру узнает.
– Как это?
– Красавчик скажет. Видел безногого с дырой на лбу и шишкой на затылке?
– Ага.
– Это он, Красавчик. Он здесь милостыню просит. И заодно докладывает Ананду-бхаи о новеньких. Про тебя уже все знают, друг мой.
Сумди снова роется в карманах. Щелкает языком, что-то бурчит под нос – похоже, ругается, только Чамди таких слов никогда не слышал. Ну точно как койбои. Нет, все-таки у Сумди сердце чистое, нельзя про него так говорить.
Очень жарко, денег нет, хотя с утра и удалось заработать. Чамди опять страшно хочет есть. Сумди рассеянно тянет руку к губам, будто папиросу держит.
Они минуют ряд велосипедов и магазинчик, где торгуют трубами и сантехникой. Полуголый рабочий положил железяку на наковальню и колотит со всей дури. Вот сапожник уснул на корточках перед мастерской.
Уже видно их дерево. Чамди становится очень стыдно, ведь Амма и Гудди останутся голодными. Впереди ресторанчик восточной кухни. Хозяйка разговаривает по телефону на непонятном, но очень красивом языке. Женщина вроде бы ругает кого-то, но не сердится, скорее даже смеется. Как будто ей приятель шину проколол или развязал ленту в косичке.
Сколько же на свете языков? Когда-нибудь он свой собственный придумает. Чамди сразу веселеет. В его языке слова будут только хорошие, чтобы утешать и радовать, а обидных не будет. Непонятно только, смогут ли люди всегда говорить красиво? И чтобы слова «нет» вообще не было. Попросишь еды – и никто тебе не откажет.
– Ты знаешь хозяина булочной? – спрашивает он Сумди.
– Усаму?
– Его Усама зовут?
– Это я его так прозвал. Он усатый. Тебе зачем?
– Может, он нам хлеба даст?
– Ха. Да этот жмот ни крошки не дал, даже когда отец погиб. Жуткий гад! И жену свою колотит.
– Откуда ты знаешь?
– Они прямо над булочной живут. По ночам слышно, как он ее бьет, а она плачет. Нет, от такого добра не жди.
– Хочешь, я попробую? Ну вдруг?
– Без толку.
– Ничего, я попробую.
Сумди хватает его за руку.
– Надо попытаться, – твердит Чамди. – Амма и Гудди голодные сидят.
– Я на ту сторону улицы не пойду.
– Почему?
– После смерти отца мы Амме обещали туда не ходить. Она сказала, что это проклятое место. Наверное, боялась, что с нами тоже что-нибудь случится. А потом она с ума сошла.
– Зачем же вы тут остались?
– Амма не хотела уезжать. Она все на дорогу смотрит… на кровь. Там до сих пор пятно. Так и не стерлось. Въелось в камень.
– Но еду все равно нужно добыть, – не сдается Чамди.
– Добыть – не проблема. Тут недалеко закусочная Гопалы. Отец там подрабатывал, помогал хозяину понемножку. Гопала иногда отдает нам то, что после обеда осталось. Не в этом дело. Мы с голоду не умираем.
– А что тогда?
– Мы не живем, а выживаем. Еды хватает только-только, и конца-края этому кошмару не видно.
Откуда-то выползает нищий, Чамди уже видел его вчера у винного магазина. Мухи на месте, вьются и жужжат у старика над головой. Глаза у него закрыты, он что-то бормочет себе под нос. И Амма тоже сама с собой разговаривает. Столько людей в Бомбее, а они ни с кем, кроме самих себя, и словом перекинуться не хотят.
Чамди глаз не может оторвать от плюшек на прилавке булочной. Чуть выше, на втором этаже, крошечное окошко. Чамди ужасно жалко жену Усамы, она там сидит целыми днями взаперти, как звери в зоопарке. А внизу дорога. Крови на асфальте не видно, но Чамди почему-то уверен, что тут все и случилось. Хорошо хоть, что звуки следов не оставляют. Так и висел бы тут в воздухе визг тормозов и дикий крик Аммы. Просыпаешься с утра и слушаешь. Кошмар!
