Вдали виднеются небоскребы. Каково это, жить на двадцатом этаже? А приют оттуда видно? На этой улице дома гораздо ниже, этажей в четыре-пять. Наверное, окрестным ребятам совсем негде играть. Зато с балконов можно воздушных змеев запускать.
Солнце палит вовсю, заливая светом оживленную улицу. Перед магазином игрушек выстроились в ряд оранжевые и серебристые машинки, над ними развешаны прозрачные коробки с куклами. В углу пластмассовая бита, совсем маленькая, для детей, а рядом лежит игрушечный пистолет. Чамди пистолетик не нравится, хотя понятно, что из такого никого не убьешь. Хозяин сидит на табуретке, в руках у него заводная кукла о двух головах. Он вытаскивает ключ, и обе головы смешно дергаются. Похоже, хозяин сам с удовольствием играет со своими игрушками, а вот прохожие спешат мимо, и никто ничего не покупает.
Дальше портняжная мастерская, какой-то человек развешивает у входа цветочные гирлянды. Может быть, их та старуха, что сидит возле храма, сплела? Чамди скучает по своим бугенвиллеям. И почему из них гирлянды не плетут? Чамди не видел их всего два дня и уже чувствует, как цвет лепестков ускользает от него. Может, удастся найти какой-нибудь садик и там подзарядиться? Тут он вспоминает про лепестки в кармане, достает их и сжимает в кулаке. Какой-то человек в грязной рубахе потерял сознание и упал прямо на дорожку. По его ногам ползают черные муравьи. Вот было бы здорово, если бы лепестки сделали этот мир прекрасным, таким же, каким был двор в приюте. Нет, ничего не получается. Наверное, сорванные, они уже не действуют. Чамди снова прячет лепестки в карман.
Сумди возвращается и хлопает Чамди по плечу.
– Они все нищие, – говорит Сумди. – Богачи в машинах, они и есть самые настоящие нищие. Четыре часа пахал, а собрал только шестнадцать рупий. Плохой день.
А вот Чамди, наоборот, удивлен, что его новому другу подали так много.
– А ты как? Сколько собрал?
– Четыре рупии.
– С лицом у тебя беда. Сам ты вроде и тощий, а лицо довольное. Попробуй в следующий раз прикинуться больным. Ничего, двадцать рупий мы собрали, и ладно.
– Значит, можно поесть?..
– Не гони, герой. Не сейчас.
– Почему?
– Сначала покажи деньги.
Чамди очень расстраивается. Неужели Сумди ему не верит? Он вытаскивает из кармана свой заработок: четыре монетки по пятьдесят пайс и две рупии.
Сумди забирает деньги.
– Ладно. Двадцать есть.
– Почему ты мне не веришь?
– Я верю.
– А деньги почему пересчитываешь?
– Потому что они не наши.
– Как это?
– А так. Это деньги Ананда-бхаи.
– Кто такой Ананд-бхаи?
– Наш босс. Все попрошайки в этом районе должны отдавать деньги ему. А он потом немножко нам обратно отдает.
– Это же наши деньги!
– Глянь на мое лицо, – отвечает Сумди. – А?
– Глянь, говорю. Ты все спрашивал, откуда у меня шрам и почему пол-уха как отгрызено.
– я…
Чамди не в силах смотреть ему в глаза. Он разглядывает рубашку Сумди, кремовую, в жирных пятнах.
– Это Ананд-бхаи меня порезал. Расписался, как он говорит. Ножом.
– По лицу?!
– После смерти отца я в иранском ресторане работал. Посуду убирал со столов, полы подметал. Однажды по пути домой меня остановил какой-то человек. Сказал, что он папин друг. Мы пошли дальше, и вдруг он меня ударил. Я от страха даже про свою ногу забыл и рванул от него. Далеко не убежал. Он схватил меня за шиворот, полоснул ножом по лицу и говорит:
– Я Ананд-бхаи, твой отец мне денег должен был, так что ты теперь будешь отрабатывать.
Больно было ужасно, и страшно тоже, но я рассердился и обругал его. Тогда он и половину уха еще отхватил. Теперь понятно, почему эти деньги не наши?
Чамди смотрит в небо. Он так ошибался! Раз небу все равно, что на земле творится, значит, это другое небо, не такое, как у него во дворе.
– Я тогда зарабатывал честным трудом, – сердито продолжает Сумди. – А теперь я жалкий попрошайка. Я ведь уже взрослый, Чамди. А побираются только малыши, прокаженные и калеки. Взрослые ребята продают газеты и журналы или чай разносят.
– А ты почему тогда не работаешь?
– Кто мне работу даст, с моей-то рожей?
Даже ты на меня все время таращишься.
– Извини…
– Да ладно. Мне в любом случае нельзя работать. Наверное, так мне и быть всю жизнь глазами Ананда-бхаи.
