— Братик мой, возьми это письмо и отнеси. Только никому не показывай. Дэлгэрма как раз кончила работать. Передай ей потихоньку и спроси, когда ответ ждать. Ты понял меня? Сейчас ты докажешь, мужчина ты или нет. Брат твой будет тебе очень благодарен…
И он, Дагдан, побежал к штольне. Хотя лет ему было немного и кровь, как говорят, была еще жидковата, он с почтением относился к тайнам взрослых и был очень рад поручению брата. Он бежал, не чуя под собой ног, и ему казалось, он прикоснулся к такому, о чем сверстники и понятия не имеют.
Вечерняя смена уже началась. Бледно-голубой дым, идущий из обжигальни, тянулся, как длинный хадак[2], обволакивая подножие горы.
Пониже обжигальни на площадке сидели девушки в спецодежде и маленькими молотками дробили известь. Их удары сливались в дружный металлический звон.
Хотя все девушки были одинаково повязаны платками, Дэлгэрма казалась самой красивой. Она была маленькая, с тонкой талией и ямочками на щеках.
— Дэлгэр!
Дэлгэрма подняла голову на этот негромкий оклик, улыбнулась:
— Дагдан? Ты чего здесь?
— Мама наказала повидаться с вами. Идите сюда…
Да, это поручение открывало для меня новые миры. Меня увлекала за собой какая-то неведомая сила. Я побрел к реке, сел на большой гладкий валун. Косые лучи заходящего солнца удлинили тень горы. Я сидел и думал о таинственной связи между мужчиной и женщиной. Первый раз прикоснулся к этой тайне. И, наверное, поэтому кончилось в тот день мое детство.
На другой день я принес брату ответ Дэлгэрмы. На листе выстроились в ряд ясные, как напечатанные, буквы, написанные ее рукой. Брат рассматривал письмо внимательно, будто на самом деле читал. Смотреть со стороны — можно было подумать, что у него плохое зрение. Он и впрямь ослеп, раз видел, как светится всеми цветами радуги драгоценный клочок бумаги, который он держит в руке. Брат долго стоял молча. Наконец, словно очнувшись, сказал:
— Братик, читай.
Я стал читать спокойным, как бы равнодушным голосом. И чем дальше читал нежные слова Дэлгэрмы, тем яснее ощущал радость, которую испытывал за брата. Лицо у брата изменилось, взгляд стал ласковым, мягким. Это был взгляд человека, нашедшего то самое, единственное в жизни, счастье. Поцеловав меня, брат возбужденно вскочил на ноги и, взяв письмо из моих рук, бережно спрятал на груди.
Так я шагнул в жизнь. Я понял тогда, что в этом мире существует нечто прекрасное и светлое, освещающее человеческие отношения. Я радовался за брата и плакал сладостными слезами. Только я один знал тайну этих писем. Я писал письма Дэлгэрме от имени брата и читал брату Чулуну ее трогательно-нежные ответы. За каждым словом писем мне слышались голоса тех, кто их писал. Когда брат мой густым басом говорил у меня над ухом: «Дэлгэрма моя, до каких пор мы будем так мучиться? Нам пора подумать о нашей жизни. Я вчера говорил с матерью. Она очень рада. Давай к осени снарядим отдельную юрту и будем жить вместе», — мне мерещилось, что в ответ слышится жаркий шепот Дэлгэрмы: «Чулун мой, нынче ночью ты приснился мне… Будто мы с тобой, взявшись за руки, бежим по широкой степи, сплошь покрытой цветами. А как красиво было вокруг! Все цветы да цветы. Еще текла такая же, как наша, голубая речка. Трава на ее берегу такая мягкая, будто ходишь по шелку. А когда ляжешь на нее, небо кажется совсем близко. Вдруг мы заметили, высоко по небу летит пара лебедей… Глядя на них, я радовалась, что рядом ты. Самый близкий мне человек в этом мире — ты…»
Ночь проходила неторопливо. Мир дышал блаженным покоем. Хажидма спала тем спокойным, безмятежным сном, который бывает лишь у не познавших горя детей. Так сладко и крепко может спать человек, не только верящий в то, что жизнь прекрасна, но и не ведавший еще, что бывает в ней добро и зло, мрачное и светлое.
Прошло много дней с тех пор, как впервые обменялись письмами брат и Дэлгэрма. Они стали встречаться, ходили к роднику Асгана. И было ясно, что на этом свете одним семейным очагом станет больше.
Но однажды брат не дождался в условленном месте Дэлгэрму. Огорченный, пошел он к ее дому. У них не спали. В окнах горел свет, и в доме были люди. Было похоже, что они заняты очень важным разговором. В мелькающей за окном тени брат узнал Дэлгэрму и по движению рук ее понял, что она плачет. Не знал только и не мог узнать, отчего плачет. Может, он сам был виноват в чем-то? Но он не чувствовал за собой вины. Утром, часов в пять или шесть, брат вернулся домой.
