— Сходи-ка, братик, если можешь, повидайся с Дэлгэрмой. Много не спрашивай. Выслушай только, что она скажет, и беги обратно. Я тебя буду поджидать возле обжигальни… Возьми ведерко для молока, на, возьми деньги, — сказал он торопливо.
Солнце только встало, и лучи его едва коснулись низенького дома для рабочих с небольшими окнами, который стоял на западном склоне. Семья Дэлгэр приехала к нам недавно, еще двух месяцев не прошло, как они въехали в этот дом. Отец ее, человек с окладистой бородой, широкой грудью и суровым взглядом, недавно стал работать на руднике. Мать, высокая и костлявая, казалась не очень приветливой. Когда я вошел, Дэлгэр сидела на кровати и расчесывала волосы. Лицо ее заметно осунулось, но черные глаза глядели тепло, ласково. Мать разливала чай, а отец только вставал — сидел на кровати и обувался.
— Зачем пришел, мальчик? — недовольно спросила ее мать.
— Мама за молоком послала, — ответил я.
— Молока нет, — буркнула она и подозрительно глянула, будто хотела узнать, действительно ли за молоком пришел. Дэлгэр прибрала волосы и торопливо пошла к выходу.
— Нет у нас молока, — бросила она на ходу и глазами показала на дверь. На улице шепотом добавила: — Отнеси эту записку брату. Скажи, что я очень его жду.
Откуда мне знать было тогда, какое нерадостное письмо несу я брату!
«Мой любимый Чулун! Прошли времена наших счастливых свиданий. По словам отца выходит, что я уже чужая невеста и сама себе не хозяйка. Монхдорж, тот, что возит дрова для обжигальни, из одних с нами мест. Мы много лет жили по соседству с его семьей, пасли им скотину. Когда я была совсем маленькой, меня, оказывается, обещали ихнему сыну Лута. Выходит, я его нареченная невеста, а он мой повелитель. Кажется, Лута узнал кое-что про нас с тобой и нажаловался моим родителям. Но ведь я же не скотина и не вещь, которую можно продать. Я человек и должна сама решать свою судьбу. Чулун мой! Я сказала отцу, что все равно не пойду кипятить чай для человека, которого не люблю. Ты — моя жизнь. Если ты рядом, мне не нужен и родительский дом. За тобой пойду куда угодно, хоть на край света…»
Я не смог до конца прочесть письмо. Голос мой задрожал, и из глаз полились слезы.
— Читай до конца, братик, читай, — попросил брат, едва сдерживая себя.
Дрожащим голосом я дочитал записку. Брат мой долго молчал, потом заговорил сквозь стиснутые зубы:
— Ах, вот они как! Не старое время, чтобы измываться над человеком. Но я им объясню, кто прав, кто неправ…
И в моей душе клокотало возмущение. Я так сильно сжимал свои кулаки, что ногти отпечатались на ладони.
Прошло немного времени. Однажды брат возвращался с работы, на пути ему встретился верховой на сытой саврасой лошади и начал что-то говорить очень громко. Я стоял возле дома, ждал брата, но, услышав громкие голоса, бросился на шум. Когда я добежал, брат и Лута уже схватились. Брат поднял его и бросил на землю.
— А ну попробуй еще сунься! — крикнул он.
Стали собираться люди.
Лута поднялся с земли. По лицу его текли ручьи пота. Вдруг он схватил бамбуковый кнут длиной в добрый аршин. У брата в руках не было ничего, но он даже не пошевельнулся. Как стоял, так и остался стоять.
— Да разнимите же их! Искалечат, убьют друг друга! — зашумели в толпе.
— Не вмешивайтесь! Сами разберутся! — властно скомандовал кто-то густым басом. То был отец Дэлгэрмы.
— Брат! Брат! — закричал я и бросился к нему. — Братик мой, не надо! Отойди от него. Ты же мужчина.
— Жулик проклятый! — сказал Лута и плюнул брату под ноги.
Брат не шевельнулся.
— Если ты человек, вымолви слово! — свирепел Лута. — Поговорим как люди.
Брат не двигался и молчал.
В этот миг Лута взмахнул кнутовищем и ударил брата по лицу. Брату, наверное, было очень больно, потому что на лице сразу появилась красная полоса, но он и тут не шевельнулся. Только слегка качнул головой.
— Что он делает?
— Удержите его!
— Совсем озверел, дикарь проклятый!
— Чулун, чего стоишь? Дай ему! — зашумели люди.
Но брат продолжал стоять, стиснув зубы. Увидев, что он стоит как каменное изваяние, Лута растерялся.
— Ты бей, Лута! Чего робеешь? Вот мое лицо, перед тобой. И кнута у меня нет, — убийственно спокойно сказал брат.
