Сто тугриков
(перевод Л. Скородумовой)
— Пока что я не арестую тебя. Иди домой, отдохни, а утром придешь. И оденься потеплей, холодно. — Милиционер, который доставил Пурэва в аймак, сочувственно улыбнулся. «Вот спасибо», — подумал Пурэв и побежал к коню.
Облака сгущались, с неба посыпался редкий снег. Ветер гонялся по степи за перекати-полем. Стояла ранняя весна.
Пурэв оседлал коня и, подтянув подпругу, тяжело вздохнул: «Ох, беда, беда!» Ведь не маленький он, пора бы уж понимать, что к чему. А ведь ему казалось — он разбирается в жизни. Но бывает, что теряешься, делаешь ошибки. Почти тридцать лет прошагал Пурэв по крутым дорогам жизни. Иногда творил глупости, потом жалел об этом. Вот и сейчас очень раскаивается в том, что произошло. Еще сегодня ехал он из сомонного центра, спокойно покачивался в седле. Завтра этого уже не будет.
«Эх, горе, горе!» Пурэв подстегнул коня. Путь предстоял неблизкий. Может, и не стоит так переживать. Что сделано, то сделано. Он повернул коня в степь. Ветер клонил к земле ковыльные травы.
За всю свою жизнь Пурэв никогда никому не сделал зла. В школе он полюбил музыку, научился играть на баяне. На праздниках, особенно когда выпьет, играл так громко, что оглушенные гости начинали негодовать.
Баян заменял ему друга в его одинокой жизни. Когда Пурэву бывало плохо, он растягивал мехи, и все, что накопилось на душе, вся горечь, печаль — все превращалось в музыку. И становилось легче.
Когда он был в хорошем настроении, пальцы весело бегали по кнопкам, а в груди соловьи пели. Сердце его радовалось, и казалось, вся вселенная кружится в веселом танце под его музыку. У каждого своя страсть. Иные готовы тысячи отдать за хорошую трубку. Пурэв был готов отдать тысячи за баян. Но его баян достался ему дешево, и Пурэв считал себя счастливчиком.
В дни концертов художественной самодеятельности у Пурэва настоящий праздник; солнце светит в его душе, лицо сияет, руки весело растягивают баян, торжественная мелодия вступления разносится по всем уголкам парка. При всем этом Пурэв не знал музыкальной грамоты. Да и зачем ее знать? Достаточно и того, что он умеет так хорошо играть на баяне. Самое большое счастье для Пурэва — сидеть дома и подбирать какую-нибудь любимую мелодию.
Все живут по-разному. Взять хотя бы хозяина соседнего айла Довчина. Выпьет немного — и давай кричать на жену, а бывает, что и побьет. Люди считают это большим грехом. А сам Довчин говорит: энергия в нем дурная копится, ее надо время от времени выпускать. Вот он и буянит. Вообще-то он гордился своей силушкой и еще тем, что жена не смеет ему ни в чем перечить. Пурэву невыносимо было на это смотреть. Он и в школе вел себя странно: заступался за девочек, которых мальчишки колотили.
Девушки, зная отзывчивость Пурэва, то и дело просили:
— Пурэв, помоги принести воды!
— Пурэв, сходи со мной в магазин, помоги принести мешок муки.
И он с радостью помогал. Но лишь одна царила в его думах. Лишь она одна, прекрасная, как рассвет, жила в его сердце. Это была странная любовь — подъедет он к ее юрте раз в месяц, дождется, когда она выйдет, полюбуется ею и уедет. Пурэв не обижался, если любимая не глядела на него. Вышла она замуж, отдала свое сердце другому, он и тогда не обиделся… Пусть чужая жена — он, как прежде, подъедет к ее юрте и глядит на нее, не нарадуется. А ей и невдомек, чего он возле ее юрты делает.
Пурэв знал, что страсть, вспыхнувшая между мужчиной и женщиной, может погаснуть, что иногда любовь уходит после первой же ночи. Настоящая любовь, считал он, — когда любимый человек все время с тобой, пусть даже только в мыслях. Такая любовь возвышает душу, придает жизни смысл. Он и на баяне играл для любимой, претворяя свои чувства в музыку. Увидев на улице женщину, несущую корзину с аргалом, спешил ей помочь, воображая, что помогает любимой.
