В тот злосчастный день Пурэв сидел и играл на баяне. Снаружи донесся женский крик, молящий о помощи. «Вдруг бедняжку сбило санями, — подумал Пурэв, — вдруг она попала в лапы дикого зверя?» И он опрометью кинулся на помощь. Но оказалось, что кричала жена Довчина. Пьяный муж вытащил ее за косы на улицу. Громко плакали перепуганные дети. Довчин бил жену и при этом еще улыбался. Он был совсем пьян. Увидев Пурэва, оскалил огромные, как у лошади, зубы и хрипло захохотал прямо в лицо, словно говоря: «Я здесь хозяин! Что хочу, то и делаю! Никого не боюсь!» Много раз Пурэв сносил дикие выходки Довчина. Да и как иначе — тот ведь старший чабан, а Пурэв только его помощник. Вот он и терпел. Но в этот раз не выдержал. Разве можно спокойно глядеть на это? И Пурэв изо всех сил ударил Довчина. Довчин упал на землю и потерял сознание. Из носа и рта потекла кровь, рука, сжимавшая косы жены, медленно разжалась. Но жена Довчина отнюдь не обрадовалась.
— Убили… О горе, о грех мой, беда! — завопила она.
Довчин скоро пришел в себя. И сразу же написал жалобу. Пурэва забрали через день в милицию. И вот милиционер отпустил его на ночь домой, поверил ему. Есть еще добрые люди на свете…
Пурэв спешился у единственной юрты стойбища Ула. Хозяйка с удивлением разглядывала из-под руки всадника — люди редко заезжали сюда. Но вот старушка узнала гостя, поздоровалась:
— А, Пурэв? Что-то давно тебя не видно. Я уж стала волноваться. Заходи, заходи.
В левом углу юрты Пурэв увидел пустую корзину для аргала.
— Кажется, похолодало. Выпей чаю, сынок… — сказала старушка и протянула Пурэву пиалу. Он выпил чаю и, подхватив корзину, вышел. В округе есть люди, которые относятся к Пурэву как к родному, заботятся о нем. Вот хотя бы эта одинокая старушка. Пурэв три раза сходил за аргалом, заготовил для старушки целую гору топлива и только тогда уехал. «Вот хорошо, хватит на несколько дней, — подумал Пурэв, — а потом кто-нибудь еще принесет…»
Ветер усилился, сквозь снежную пелену не видно ни зги. Но Пурэв хорошо знал местность и чувствовал дорогу интуитивно. Домой он добрался только к полуночи. Овец в загоне почему-то не было. Соседи не спали, сквозь тоно пробивался розоватый свет горящей свечи.
Две собаки Довчина надрывно залаяли, но, узнав Пурэва, смолкли и побежали следом, виляя хвостом.
На лай собак вышла жена Довчина:
— Пурэв, беда у нас. Муж потерялся, пошел утром вниз с отарой и до сих пор ни слуху ни духу… Мы заждались… А его нет и нет. Похоже, попал в пургу, заблудился…
В голосе женщины было такое отчаяние, что Пурэв, не мешкая ни минуты, повернул к лошади.
— Да постой же ты! Хоть чаю выпей… Надо доху надеть, — сказала она, но Пурэв как не слышал. Вскочил на лошадь и тут же растворился в ночной тьме.
Такой метели Пурэв в жизни своей не видал. Ничего не разглядеть на расстоянии вытянутой руки. В кромешной тьме где-то по степи брела отара овец. Но Довчин, видно, тоже родился удачливым. Пурэв знал степь как свои пять пальцев и быстро нашел его. Довчин долго брел с овцами, подгоняемый ветром, остановить отару не было никаких сил. Застряли они у камышей. Довчин почти совсем замерз, когда Пурэв наконец нашел его. «Куда же гнать овец, — стал думать Пурэв, — где переждать пургу?»
Внезапно тревожная мысль пронзила его: скоро кончится эта ночь — его последняя ночь на свободе.
Нет ничего хуже, чем обмануть доверие человека. Но нельзя и бросить замерзающего Довчина, овец. Бросить овец — значит принести ущерб своему народу.
Даже голова заболела от множества мыслей. Но тут, к счастью, Довчин очнулся. Подбородок его дрожал, в горле хрипело, он бессмысленно смотрел в одну точку.
— Прости, что я тогда ударил тебя… Закон правильно меня наказал. Я искуплю вину… Сейчас самое главное — вывести овец из пурги. Ты-то как, ничего? Тогда давай погоним овец. Дойдем до горы, укроемся, и сами спасемся, и овец спасем, — сказал Пурэв.
Наконец метель улеглась, Пурэв с трудом дотащил еле живого Довчина до дома. Даже не выпил чаю, так спешил в сомон.
Прилаживая к седлу торбу с одеждой и табаком, Пурэв услышал — зовет соседка. Довчин лежал в постели на высоко взбитых подушках; едва Пурэв вошел, Довчин открыл кошелек, вынул сто тугриков и протянул гостю. «Возьми, ты спас мне жизнь», — говорили его глаза, в которых все еще притаился страх. Но Пурэв так взглянул на Довчина, что тот смущенно отвел глаза и спрятал свои тугрики. Потом Пурэв вышел из юрты и хлопнул дверью. Срок его пребывания на свободе кончился.
