Перевал
(перевод Л. Скородумовой)
— Ангараг-то ведь совсем слег, чуть не при смерти. Еще несколько дней, и уж точно, не встанет. Суровый он человек. Наконец хоть спину разогнем… Ха, ха, ха!
В придорожной чайной много народу. Алима совсем забегалась. Тонкая ткань дэли прилипла к телу. Услышав, что болтает ухмыляющийся Лхам, она едва не уронила поднос. Горло сжалось, дыхание перехватило. Не о пустяках ведь, а о жизни и смерти идет разговор. Чему же так радуется Лхам?
Есть такая звезда — Ангараг. Почему ей так нравится человек со звездным именем? Алима и сама не знает. Неужели нельзя друг к другу просто по-хорошему относиться? Ангараг, зайдя в чайную, всякий раз нарочно громко объявлял:
— Пришел пить чай у моей Алимы…
Алима смущалась, но тут же бежала на кухню, быстро варила чай с молоком и приносила ему.
— Посиди немного со мной. Не люблю один чай пить, не привык…
Алима садится рядом, подперев кулачком подбородок. Замечает — на висках седины все больше. Ангараг пьет чай, просматривая записи в книге жалоб и предложений; то и дело подмигивает Алиме:
— Ну, спасибо. На весь день силы набрался. Чай человеку придает бодрости. До свиданья, скоро опять зайду.
Ангараг крепко пожимал маленькую руку девушки и уходил. Он спешил на поля, ездил из бригады в бригаду, торопил людей — урожай ведь не станет ждать. Каждый день Алима слышала что-нибудь о нем. Потому что не было ни одного дела, в котором бы Ангараг не принимал участия.
— Хороший у нас председатель. И в людях разбирается, и работу знает. Настоящий партиец, — хвалят его люди.
Но Лхам не может слышать это спокойно. Он подолгу засиживается в столовой, пьет чай пиалу за пиалой. Конечно, он заметил, как Ангараг относится к Алиме, и теперь то и дело зло подшучивает над ней.
Скажет что-нибудь двусмысленное и забавляется ее смущением.
Однажды на собрании Ангараг сказал, что Лхам пользуется служебной машиной в личных целях. Это было справедливо, но Лхам затаил обиду, а теперь злорадствует, узнав о его болезни.
Неужели Ангараг умрет? Она должна увидеть его. Завтра может быть поздно. Выбежав на кухню, Алима сказала шеф-повару:
— Я еду в больницу, завтра вернусь.
И, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь.
Смеркалось. Черные очертания гор стали резче, разноцветные блики на западе постепенно угасали. Все вокруг забывалось мирным сном, укутанное покровом темноты. Алима подбежала к Л хаму, который как раз заводил машину.
— Вы едете в центр? Возьмите меня.
— Что, навестить хочешь?
— Да…
— Брось, милая. Впутаешься в это дело, скажут, семью хочешь разрушить, — проговорил шофер, и машина резко рванулась с места.
«Ах, так! Я и сама дойду!» — решила Алима.
Она побежала вдоль дороги. Темнота обступила ее со всех сторон. Даже луны не видно. Страшно идти одной через перевал. Ей все вспоминались слова Лхама: «…Уж точно, не встанет. Наконец хоть спину разогнем…»
Разве можно так говорить о человеке, который болен? Даже если поссорились… И вообще, разве можно так ненавидеть? Чем больше она думала об этом, тем больше жалела Ангарага. Жалела и любила, а ведь на вид он был самый обыкновенный мужчина лет сорока… Но этот обыкновенный человек умел найти для каждого доброе слово, успокоить, утешить, мог отдать последние деньги. Увидит старушку с вязанкой хвороста, поможет, не побоится пальто испачкать, а назавтра обязательно пришлет машину дров. Много ли таких начальников?
— Уже месяц, как подала заявление Ангарагу, чтобы послал на учебу, и ничего. А вот если бы Алима подала, тут же бы ее направил, — как-то бросила жена Лхама, Сахья.
Какие злые люди! Приходит ко мне друг, я варю ему чай с молоком. Что же тут плохого?
Тьма вокруг сгустилась. На небе заблестели звезды, подул холодный ветер. Чем больше было разговоров, тем сильнее Алима привязывалась к Ангарагу. Однажды, преодолев смущение, подошла к нему:
— Ангараг-гуай, возьмите меня к себе в контору.
— А чай мне будешь варить? — шутливо спросил он.
— Буду… Нет, правда, я хочу стать машинисткой… И на вечерние курсы пойду учиться. А то отсюда до центральной усадьбы так далеко…
— Ну что ж. Я подумаю, — ответил Ангараг.
