Она рассказала гостям, что приехала сюда после седьмого класса по ревсомольской путевке. Здесь разводят верблюдов, мать ее погнала сейчас верблюдов на водопой.
— Где-то здесь нашли кости динозавров, — сказал старший. — Ты случайно не знаешь где? Не обращала внимания, много туда народу ездит?
— В прошлом году приехали две машины, грузовая и легковая. Много собралось народу. А с тех пор никого не было, — ответила девушка.
— Мы из Улан-Батора, из Академии наук. А вот он здешний, — показал старший на парня. — Его зовут Барний. Ну что ж. Пора ехать. Спасибо за гостеприимство. На обратном пути завтра вечером опять заедем, чаю попьем. Приготовишь?
В дверь просунулась голова жеребенка, он фыркнул и с любопытством оглядел всех, словно знакомился с гостями.
— Смотри! — воскликнул шофер.
— Да это кулан, — сразу определил старший.
— Откуда он у тебя? — спросил Барний, и в голосе его послышались нотки зависти: в Гоби, оказывается, куланы запросто в юрту заглядывают, так уж ему, Барнию, сам бог велел таким зверем обзавестись.
— Я его осенью нашла, в пургу. Он почти совсем замерз. Я его выходила.
Сухцэрэн прошептала эти слова и как-то беспомощно улыбнулась: она испугалась, что эти люди отберут у нее Соотона.
— Какой красивый! Да он совсем ручной. Это ты приручила его? — спросил шофер, не скрывая удивления.
— Да, я, — ответила Сухцэрэн и опять протянула жеребенку полный ковш молока. И он опять принялся жадно пить.
— Вот здорово! — восхитился шофер.
Гости вышли. Барний теперь уже не отрывал глаз от жеребенка.
— Мы скоро опять заедем, увидимся, — шепнул он, однако, идя мимо девушки к машине.
От стыда щеки у Сухцэрэн запылали огнем; она задыхалась, хотелось скорее расстегнуть ворот. Взревел мотор, машина двинулась с места и, набирая скорость, укатила.
Кто знал тогда, какое горе причинит Сухцэрэн этот самоуверенный парень с недобрым взглядом? Она долго смотрела ему вслед, и сердце у нее сжималось в тоскливом предчувствии.
Вечером она рассказала матери о гостях.
— Не надо было говорить им, что это кулан. Мало ли худых людей бродит по свету! Куланы теперь редко встречаются, как бы какого греха не случилось.
Машина Академии наук заехала на другой день, когда Сухцэрэн не было дома. Вернувшись вечером с пастбища, она увидела возле юрты след от машины, а из двери доносился голос Барния. Интересно, чего это он остался? Сухцэрэн вошла в юрту. Будто давний друг, он запросто сидел на кровати и разговаривал с матерью.
— Вот и чай готов!
Мать налила в пиалу чай с молоком и поставила перед гостем тарелку с домашним печеньем.
— Как работалось, Сухцэрэн? — спросил совсем по-приятельски парень и весело прибавил: — Наши поехали на реку. А я вот решил погостить у вас. Мне нравится в Гоби, неплохо здесь провести денек-другой.
Он вел себя так, словно Сухцэрэн не чаяла его увидеть.
Определенно в этом человеке было что-то отталкивающее. Она боялась его, хотя и не могла объяснить почему. А ведь только вчера она мечтала о сказочном богатыре. Мечта ее сбылась — вот он перед ней, добрый молодец. Но ни радости, ни волнения Сухцэрэн не испытывала. Однако смотрела она на гостя спокойно, как будто хотела сказать: «Напрасно гобиек считают робкими и пугливыми. Я себя в обиду не дам». Он, кажется, понял ее взгляд. Вынул из кармана расческу, провел по чистым, рассыпающимся волосам и улыбнулся — что же, посмотрим.
В худоне работы хватает. Мать готовила еду, резала борц — сушеное мясо. Сухцэрэн доила верблюдицу, привязывала верблюжат. Тем временем на Гоби опустилась ночь.
После ужина легли спать. Все стихло. Сквозь щели в материи, покрывающей тоно[6], заглядывали в юрту сияющие в ночной вышине звезды. Слышно было, как скрипят зубами верблюды, чмокает во сне Соотон.
Ничто не нарушало ночной тишины, но сон все не шел к Сухцэрэн. Она не отрываясь смотрела в черное небо. Вдруг чья-то тень склонилась над ней, заслонив звезды. И Сухцэрэн первый раз в жизни поняла — женщинам иногда трудно приходится. Изо всех сил оттолкнула она тень, загремела упавшая печная труба, и все стихло. Больше Сухцэрэн гостя не видела.
Прошло полгода, куланенок вырос и бегал теперь где вздумается. Жилья поблизости не было, и Сухцэрэн с матерью не боялись отпускать его одного. Да Соотон и не уходил далеко: порезвится на лугу, сбегает к водопою и скачет домой. Привыкший к человеку степной зверь по запаху дыма находил дорогу к юрте. Мать и дочь радовались, глядя на своего питомца — чудесный дар Гоби.
