Как изменилась ситуация от того, что он был здесь, в своей комнате, в своей постели, а не в комиссариате! За обитой дверью кабинета комиссара он не осмелился бы сказать и сотой доли того, что высказал здесь. У него разламывалась голова от боли, но какое это имело значение! Госпожа Мегрэ там, в кухне, должно быть, пришла в ужас, слушая, с какой уверенностью он говорит. Он даже наступал.
— Тем не менее, господин комиссар, именно этого они не сделали. А сделали они вот что. Перенесли куда-то труп или раненого. По-видимому, в одну из комнат, что над конюшнями, — единственное помещение, которое они мне не показали.
— Это только ваше предположение.
— Основанное на том факте, что, когда я пришел, тела в доме уже не было.
— А что, если Боб ушел сам?
— Тогда у его друга Дедэ не было бы вчера пятидесяти тысяч франков в кармане, и, самое главное, он бы не пытался уехать в Бельгию в обществе Люсиль.
— Возможно, вы и правы.
— Следовательно, милейшие обитатели особняка на улице Шапталь имели в своем распоряжении приблизительно полчаса. Этого им хватило, чтобы все привести в порядок, расставить вещи по местам, устранить все следы преступления. И их осенила почти гениальная мысль: лучший способ свести на нет показания флейтиста — заставить поверить, что его рассказ лишь галлюцинации пьянчуги, и доказать, что в комнате, на которую он указывал, никого нет. Это давало еще одно преимущество. Возможно, у Лиз Жандро, при всем при том, как говорят, разыгрались нервы. Показать ее лежащей в постели и якобы спящей? Представить ее мне и утверждать, что она ничего не слышала? И то и другое было одинаково рискованным. Ее затолкнули в комнату служанки, которая, к счастью, в ту ночь была в отъезде. Разве какой-то там жалкий полицейский разберется в таких тонкостях? Достаточно будет сказать, что она отсутствует, что она в своем замке в Ньевре. Ничего не слыхали! Ничего не видали! Выстрел? Где? Когда? Люди, которые ночью шатаются по улицам, частенько не очень-то отдают себе отчет в происходящем. А утром кто посмеет в чем-нибудь обвинить Жандро-Бальтазаров?
— Как вы суровы, Мегрэ!.. — Ле Брэ, вздохнув, поднялся. — Но, возможно, вы и правы. Я тотчас отправлюсь переговорить с шефом Сыскной.
— Вы думаете, это необходимо?
— Если действительно имело место убийство, в чем вы меня в конце концов убедили…
— Господин комиссар! — обратился к нему Мегрэ, и голос его звучал почти умоляюще.
— Слушаю вас.
— Не обождете ли вы немного, ну хотя бы одни сутки?
— Только сейчас вы укоряли меня в том, что я не начал действовать раньше.
— Уверяю вас, я могу подняться. Посмотрите.
И, невзирая на протестующие жесты Ле Брэ, он сбросил с себя одеяло и встал на ноги, смущенный тем, что стоит перед своим начальником в одной сорочке.
— Это мое первое дело…
— И я приношу вам свои поздравления по поводу усердия, которое вы…
— Если вы сейчас поставите в известность Сыскную, то это дело перейдет в группу шефа и они сами доведут его до конца.
— Вероятно. Прежде всего, если Боб был убит, надо разыскать его тело.
— Поскольку речь идет о мертвом, то он может обождать. Не правда ли?
Они снова поменялись ролями, и теперь уже смеялся комиссар, отвернувшись в сторону.
Мегрэ, еще минуту назад такой властный, сейчас, в ночной сорочке с красной вышивкой по воротнику, был похож на большого ребенка, которого хотят лишить обещанного удовольствия.
— Мне совершенно ни к чему эта штуковина. Он попытался сорвать бинты с головы.
— Я могу выйти и закончить расследование сам. Дайте мне только разрешение допросить Дедэ и Люсиль, особенно Люсиль. Что они говорят?
— Сегодня утром, когда дежурный комиссар допрашивал Дедэ, тот спросил: «Жюль умер?» Я полагаю, речь шла о вас.
— Если завтра в это время я ничего не добьюсь, можете передавать дело в Сыскную.
Госпожа Мегрэ приоткрыла дверь, напуганная их громкими голосами, и застыла на месте, увидев мужа на ногах.
В этот момент позвонили в дверь. Она пошла открывать, Мегрэ и комиссар слышали, как она с кем-то шепталась на лестнице.
Когда она вернулась одна, Мегрэ спросил:
— Кто это?
Она бросила на него красноречивый взгляд, которого он не понял, и, так как он продолжал настаивать, ей пришлось признаться:
