Сегодня же улицы были почти безлюдны, как в августе, когда большинство парижан выезжает к морю или на дачи.
Было половина двенадцатого. Прошло уже более трех часов, как о мальчишке не поступало никаких известий, он не подавал признаков жизни.
— Алло! Да… Слушаю, Жанвье. Ты говоришь, что в квартире старухи нет никакой жестянки? Хорошо… Ты просматривал одежду покойной? Гонес это сделал до тебя? Ты уверен, что в кармане под юбкой у нее не было старого бумажника? Тебе о нем рассказывали? Консьержка видела, как кто-то прошел вчера вечером к старухе около половины десятого? Я знаю кто… А после? Всю ночь в доме не переставали ходить… Понятно… Не заглянешь ли ты в дом? Да, в тот, что позади… Мне хотелось бы знать, все ли там было спокойно нынче ночью, главное — в квартире на третьем этаже… Позвонишь мне, ладно?
И он повернулся к неподвижно сидевшему на стуле отцу, в своем смирении похожему на больного, ожидающего приема у врача.
— Вы уловили смысл моего вопроса? Не просыпается лп ваш сын иногда среди ночи?
— Да, у него бывают сомнамбулические явления.
— Он встает и начинает ходить?
— Нет. Садится на постели и кричит. И всегда его преследует один и тот же кошмар. Ему чудится, что горит дом. Глаза у него широко открыты, но он ничего не видит. Потом взгляд его постепенно становится осмысленным, и с тяжелым вздохом он снова укладывается спать. Назавтра он ни о чем не помнит.
— Когда вы утром возвращаетесь, он еще спит?
— Не всегда. Но если он даже и проснулся, делает вид, будто спит, — чтобы я разбудил его поцелуем и потянул за нос. У нас с ним такая игра, понимаете?
— Возможно, соседи в эту ночь шумели более обычного. Кто живет на одной с вами площадке?
— Чех… Работает он на автомобильном заводе.
— Женат?
— Не знаю. В доме живет столько парода, и потом, жильцы так часто меняются, что трудно всех запомнить. По субботам чех обычно приглашает друзей выпить рюмку-другую и попеть песни своей родины.
— Жанвье узнает, собирались ли там вчера, и позвонит нам. Если да, то шум мог разбудить вашего сына. Во всяком случае, ожидание сюрприза, о котором вы предупредили мальчика, должно было его сильно взбудоражить. Если он проснулся и поднялся с постели, он мог машинально подойти к окну и увидеть вас у старухи Файе. Он не догадывался, кто она вам?
— Нет. Он ее не любил. Называл клопом. Он часто встречал ее на улице и говорил всегда, что от нее пахнет раздавленными клопами.
Ребенку, очевидно, запах этот был знаком, ибо в том доме, где они жили, клопов хватало.
— Его удивило бы ваше присутствие в квартире старухи?
— Безусловно.
— Он знал, что она давала деньги под проценты?
— Все это знали.
Комиссар повернулся к другому Лекеру:
— Как вы думаете, сегодня есть кто-нибудь в «Пресс»?
На этот вопрос отозвался бывший линотипист:
— Там всегда кто-нибудь есть.
— Тогда позвоните им. Попытайтесь разузнать, не наводил ли кто-либо справок об Оливье Лекере?
Последний опять обернулся к брату и, прежде чем тот успел открыть справочник, назвал номер телефона типографии.
Пока Лекер звонил, остальным ничего не оставалось делать, кроме как смотреть друг на друга и на лампочки, которые упорно не желали загораться.
— Это очень важно, барышня. Быть может, это вопрос жизни или смерти… Уверяю вас… Потрудитесь, прошу вас, расспросить всех, кто сейчас в типографии… Как вы сказали? Тем не менее я настаиваю! У меня сегодня тоже рождество, а между тем я звоню вам… — И он пробурчал сквозь зубы: — Вот мерзавка!
И снова они ждали, прислушиваясь к стрекоту линотипов, шум которых явственно доносился из телефонной трубки.
— Алло! Как?.. Три недели назад? Ребенок, ага!.. Отец весь побелел и почему-то пристально уставился на свои руки.
— Он не звонил? Сам приходил? В котором часу?.. В четверг? Ну и дальше? Спросил, работает ли Оливье Лекер в типографии? Как? И что ему ответили?
Брат, подняв на Андрэ глаза, увидел, как тот покраснел и в сердцах повесил трубку.
— Твой сын был там как-то в четверг после обеда… По-видимому, он о чем-то догадывался. Ему ответили, что ты не работаешь уже три недели.
К чему было повторять, в каких выражениях об этом сказали мальчишке? А сказали ему следующее: «Этого идиота уже давно вышвырнули за дверь!»
