«Как я должен поступить?» — вопрошал взглядом комиссар.
И Андрэ Лекер взглядом ответил:
«Подождать…»
Приступ отчаяния длился недолго. Рыдания, как у ребенка, постепенно стихли, почти замерли, чтобы затем на миг вдруг возобновиться с новой силой. Потом Оливье, шмыгая носом, робко подняв глаза, осмотрелся и, словно все еще чувствуя себя обиженным, закрыл лицо руками.
Наконец он поднялся, решительный и скорбный, и не без гордости произнес:
— Задавайте вопросы, я готов отвечать.
— В котором часу вы отправились к матушке Файе? Минуточку… Скажите раньше, когда вы ушли из дому?
— В восемь вечера, как обычно, уложив сына спать.
— Ничего непредвиденного в этот день не произошло?
— Нет. Мы пообедали вдвоем. Он помог мне помыть посуду.
— Вы говорили о рождестве?
— Да. Я намекнул ему, что когда он проснется, его будет ждать сюрприз.
— Он предполагал, что получит приемник?
— Он давно уже мечтал о нем. Он не играет, как другие дети на улице, у него нет друзей, все свободное время он проводит дома.
— Как вы думаете, ваш сын не мог догадаться, что вы лишились работы в «Пресс»? Он никогда не звонил вам туда?
— Никогда. Когда я на работе, он спит.
— Никто не мог ему об этом сказать?
— В нашем квартале никто не знает.
— Он наблюдателен?
— Ничто из происходящего вокруг нас от него не ускользает.
— Значит, вы уложили его спать и ушли. Вы брали с собой обычно какую-нибудь еду?
Эта мысль пришла комиссару в голову в ту минуту, когда он увидел, как Годен разворачивает свой бутерброд с ветчиной. А Оливье Лекер, взглянув вдруг на свои пустые руки, прошептал:
— Моя коробка!
— Коробка, в которой вы имели обыкновение носить с собой еду?
— Да. Уверен, что она была у меня вчера вечером. Я мог ее забыть только в одном месте…
— У матушки Файе?
— Да.
— Один момент… Лекер, соедините меня с участком Жавель. Алло! Кто у телефона? Жанвье здесь? Попросите его, пожалуйста… Это ты, Жанвье? Ты делал обыск в квартире старухи? Не заметил ли ты жестяной коробки с бутербродами? Ничего похожего? Ты уверен? Да, было бы хорошо… Позвони мне тотчас же, как только проверишь… Очень важно… — И, повернувшись к Оливье, спросил: — Ваш сын спал, когда вы уходили?
— Он засыпал. Я поцеловал его на прощание и ушел. Сначала я немного побродил по улицам нашего квартала. Потом пошел к Сене. Посидел на берегу, выжидая.
— Чего именно?
— Чтобы мальчуган крепко уснул. От нас видны окна госпожи Файе.
— Вы решили пойти к ней?
— Это была единственная возможность. У меня не было даже на метро.
— А ваш брат?
Оба Лекера посмотрели друг на друга.
— За последнее время я у него столько набрал, что вряд ли у него что-нибудь осталось.
— Вы позвонили в дверь? Который был час?
— Начало десятого. Консьержка видела, как я прошел. Я ни от кого не прятался, только от сына.
— Ваша теща еще не спала?
— Она мне открыла и сказала: «Это ты, негодяй!»
— И все же вы думали, что она вам даст деньги?
— Я был почти уверен.
— Почему?
— Достаточно было пообещать ей большие проценты. Перед этим она никогда не могла устоять. Я написал расписку, что обязуюсь вернуть вдвое больше.
— Когда?
— Через две недели.
— А на что вы рассчитывали?
— Сам не знаю. Как-нибудь устроился бы. Мне хотелось, чтобы у сына было рождество, как у всех детей.
Андрэ Лекеру очень хотелось прервать брата и сказать комиссару: «Он всегда был таким!»
— Вам легко удалось получить то, за чем вы пришли?
— Нет. Мы долго спорили.
— Примерно сколько?
— С полчаса. Она меня осыпала упреками: ты-де, мол, ни на что не годен, ничего, кроме нищеты и горя, моей дочери не принес, ты виноват в ее смерти… Я не возражал. Мне нужны были деньги.
— Вы ей не угрожали?
Он покраснел и, опустив голову, пробормотал:
— Я сказал ей, что, если не получу денег, покончу с собой.
— И вы бы на это решились?
— Не думаю. Не знаю. Я очень устал и совсем отчаялся.
— Что же вы сделали, получив деньги?
— Пошел пешком до станции Вогренель и сел в метро. Сошел у Пале Руаяль и зашел в универсальный магазин «Лувр». Там было очень много народу. Повсюду очереди.
— В котором часу это было?
— Может быть, в одиннадцать. Я не торопился, знал, что магазин торгует всю ночь. Было жарко. Я залюбовался игрушечной электрической железной дорогой.
