Пайпер морщилась, глядя на свое отражение. Вечность проистекала между подолом и ее голыми ступнями.
— Наверно, мне нужно отступить на несколько шагов назад от моды.
Или по — быстрому сгонять в H&M, где она обычно паслась.
— Дайте — ка мне посмотреть, — потребовал Купер.
Продавщица толкнула дверь примерочной. Купер сидел на одной из больших серебристо — черных оттоманок недалеко от зеркал. Пайпер попыталась натянуть подол.
— Я похожа на елку.
— С весьма красивыми ногами, — прокомментировал Хит Чампьон со стороны входа в магазин. Он вошел и расположился на оттоманке рядом с Купером. — Мне нравится.
— А мне нет, — возразил Купер, шаря глазами по ее бедрам. — Слишком консервативно.
Пайпер обомлела.
— И в какой — такой вселенной это консервативно?
Он грустно покачал головой.
— Вы должны помнить, что ваши деньки в качестве гробовщицы приказали долго жить.
Хит прыснул.
Пайпер махнула в сторону спортивного агента.
— А он что здесь делает, Куп? Не то чтобы не рада вас видеть, мистер Чампьон, но зачем вы тут?
— Куп приказал мне явиться, и что я мог поделать? Я заработал миллионы на этом парне.
— Мне нужно мнение со стороны, — пояснил Купер. — Он больше поднаторел в покупках женской одежды.
Луиза появилась с еще одной охапкой платьев, перекинутых через руку, и поволокла Пайпер обратно в примерочную. В следующие полчаса Пайпер демонстрировала облегающий красный экземпляр с отсутствующей центральной частью, темно — синий экземпляр с пропущенным передом и некую золотую вещицу, которая сделала Пайпер похожей на кубок Малой Лиги.
— Я детектив, — шипела она на мужчин, — а не питчер для «Пингвинят».
Хит усмехнулся:
— Мне нравится эта женщина.
— И это даже не тайна — почему, — отозвался Куп.
Только для Пайпер это оставалось тайной, но у нее было кое — что более срочное на уме.
— Ясно, что ничего не получается, — заявила она Луизе, вытащившей очередную партию платьев, которые Пайпер не хотелось примерять. — Я в них замерзну до смерти. Не говоря уже о том, что не смогу в них работать, поскольку буду все время беспокоиться, как бы моя… моя промежность не выставилась наружу!
Оба покатились со смеху, что послужило сигналом для Пайпер взять дело в свои руки.
— Луиза, нам нужно поговорить.
После многочисленных прений Пайпер остановилась на темно — красном трикотаже с длинными облегающими рукавами и подолом, доходившим почти до колен. Платье высоко прикрывало грудь, но имело достаточно глубокий вырез на спине, чтобы сойти за подобающий для клуба наряд. Купер также настоял на маленьком кобальтово — синем платье, которое от звания «шлюшного» спасал лишь длинный прозрачный черный чехол. Завершающий взгляд на этикетку — и у Пайпер закружилась голова.
— Да за эту цену я могла бы купить пятнадцать платьев в H&M.
— Зря вы не заставили его купить больше двух, — сказал Хит, когда они вышли на солнечный октябрьский день.
Появившийся из «Старбакса» пожилой мужчина узрел Купера и окликнул:
— Привет, Куп! Ты лучший!
Купер ему помахал.
— Пайпер потребуются туфли, — напомнил Чампьон.
— Пусть внесет в мой счет, потому что я не в силах выслушивать ее нытье. — Купер вел себя так, словно ее рядом и не было. — Никогда не встречал женщину, которая с таким недовольством отказывалась бы тратить мои деньги.
Пайпер вздохнула:
— В отличие от вас, богатеньких мальчиков, мне нужно вернуться к работе.
— Не забудьте, где ваша настоящая работа, — предупредил Купер. — Еще одно опоздание, и я обрублю плату.
— Да, сэр.
И зашагала от них в сторону крытой стоянки.
* * *
Глядя ей вслед, Хит покачал головой:
— Она ведь понятия не имеет?
— Не — а.
Купер отказался что — либо добавить.
Они миновали мужской бутик с выставленными клетчатыми штанами, которые Купер не надел бы даже под страхом смерти. Всполохи павшей листвы ярко выделялись на черно — белом навесе магазина. Еще больше листьев подобно ржавым пятидесятидолларовым банкнотам лежало на тротуаре.
— Она вроде незаметно подкрадывается к тебе, — сказал Хит. — Ох уж эти ножки.
Да весь чертов комплект. У Пайпер с формами все нормально, все на месте, ничего лишнего, все подтянутое и исправное. А больше всего глаза. И эта ее непочтительность. И некая безумная разновидность морали, скрывающаяся под всей бравадой.
