Адская гончая заскулила и забегала кругами, глядя на меня.
– Ладно, предатель, – прорычал я, зыркнув на Нико. – Ты получил свой приз. Отведи меня в этот дурацкий дворец.
Алекто сбросила меня посреди дворцового сада, как куль с репой.
Сад был прекрасен своеобразной, жутковатой красотой. В мраморных бассейнах росли скелетообразные белые деревья, на клумбах буйно росли золотые растения и драгоценные камни. На балконе с видом на Поля асфоделей стояли два трона: костяной и серебряный. Чудесно, наверное, провести в таком дворце субботнее утро, вот только издалека доносились запах серы и вопли пытаемых душ.
Единственный выход охраняли воины-скелеты в изодранной камуфляжной форме армии Соединенных Штатов, со штурмовыми винтовками «M16» в руках.
Третья фурия осторожно опустила Нико рядом со мной, затем все три твари уселись на высокую спинку костяного трона.
Я подавил острое желание немедленно придушить Нико, потому что фурии бы мне помешали. Придется отложить месть на потом.
Я, не отрываясь, смотрел на пустые троны, ожидая, что будет дальше. Потом воздух замерцал, и появились три фигуры: Аид и Персефона, каждый на своем троне, а между ними – какая-то старушка. Кажется, все трое оживленно спорили.
– …говорила тебе, что он бездельник! – заявила старушка.
– Мама! – воскликнула Персефона.
– У нас посетители! – рявкнул Аид. – Будьте так любезны!
Аид, один из самых несимпатичных мне богов, расправил свои черные одежды, на которых мелькали искаженные лица терпящих муки душ. На его бледном лице сверкали глаза безумца.
– Перси Джексон, – довольно сказал бог. – Наконец-то.
Царица Персефона с любопытством меня разглядывала. Я уже однажды видел ее зимой, но теперь передо мной была совершенно другая богиня. Блестящие черные волосы, сияющие мягким светом карие глаза. Ее платье переливалось всеми красками, цветочные узоры на нем постоянно изменялись: на месте пышно цветущих роз возникали тюльпаны, а те, в свою очередь, превращались в жимолость.
Стоявшая между тронами старая женщина, вероятно, была матерью Персефоны. Те же глаза, те же волосы, но выглядела она старше и строже. Ее золотое платье напоминало о полях спелой пшеницы, в волосы были вплетены сухие травы, так что прическа походила на плетеную корзину. Полагаю, если бы рядом с ней кто-то чиркнул спичкой, это имело бы печальные последствия для прически богини.
– Хм-м-м, – протянула старуха. – Полубоги. Только этого нам и не хватало.
Стоявший рядом со мной Нико опустился на колени, так что при желании я мог бы отрубить его глупую голову. К сожалению, Анаклузмос все еще лежал где-то в полях.
– Отец, – произнес Нико, – я выполнил то, о чем ты просил.
– Долго же ты копался, – проворчал Аид. – Твоя сестра справилась бы лучше.
Нико повесил голову. Если бы я так не разозлился на этого мелкого урода, то, наверное, пожалел бы его.
Я гневно воззрился на бога смерти.
– Чего вам надо, Аид?
– Поговорить, конечно, – бог скривил губы в жестокой усмешке. – Разве Нико тебе не сказал?
– Стало быть, все это путешествие – ложь, а Нико завел меня сюда на погибель?
– О, нет, – возразил Аид. – Боюсь, Нико искренне желал тебе помочь. Его честность сопоставима только с его тупостью. Я просто убедил его слегка отклониться от цели и завернуть сначала сюда.
– Отец, – вмешался Нико, – ты обещал, что Перси не причинят вреда. Ты сказал, что, если я его приведу, ты расскажешь мне о прошлом… о моей матери.
Царица Персефона издала нарочито протяжный вздох.
– Нам обязательно говорить о той женщине в моем присутствии?
– Прости, моя голубка, – развел руками Аид. – Мне пришлось что-то пообещать мальчишке.
Старая дама хмыкнула.
– Дочь, я тебя предупреждала насчет этого никчемного мерзавца Аида. Ты могла бы выйти замуж за бога врачей или бога адвокатов, но не-е-ет, тебе приспичило съесть тот гранат.
– Мама…
– И в итоге ты застряла в царстве мертвых!
– Мама, пожалуйста…
– И вот, на дворе август. Ты поедешь домой, как и полагается? Ты вообще хоть иногда думаешь о своей несчастной, одинокой матери?
– ДЕМЕТРА! – заорал Аид. – Достаточно. Вы гостья в моем доме.
– Ах, в доме? – взвилась богиня. – Ты называешь эту мусорную кучу домом? Ты заставил мою дочь жить в этом мрачном, сыром…
