У нее за спиной на окне стоял цветочный горшок с поблескивающим серебром «лунным кружевом». Прошлым летом я привез это волшебное растение с острова Калипсо, и под неусыпной маминой заботой оно цвело буйным цветом. Его аромат всегда меня успокаивал, но и заставлял грустить, потому что напоминал о потерянных друзьях.
Мама глубоко вздохнула, она всегда так делала, когда раздумывала, говорить мне о чем-то или нет.
– Перси, это опасно, – наконец решилась она. – Даже для тебя.
– Мам, я знаю. Нико меня предупредил, что я могу умереть, но если мы не попытаемся…
– То умрут все, – закончил Нико. Он не притронулся к лимонаду. – Миссис Джексон, у нас нет шансов выстоять, когда это вторжение начнется, а оно непременно начнется.
– Вторжение в Нью-Йорк? – переспросил Пол. – Разве это возможно? Неужели мы не заметим… чудовищ? – он так произнес это слово, будто все еще до конца не верил в реальность происходящего.
– Не знаю, – признал я. – Не представляю, насколько сильны чары Тумана. Тифон прямо сейчас топает по стране, а смертные считают его тайфуном.
– Миссис Джексон, – проговорил Нико, – Перси нужно ваше благословение, оно необходимо, чтобы начать процесс. Я в этом сомневался до тех пор, пока мы не побывали у мамы Луки, а теперь уверен. То, что мы задумали, удавалось осуществить только дважды, и оба раза мать давала свое благословение. Она должна согласиться с тем, что ее сын пойдет на риск.
– Хотите, чтобы я благословила такое? – мама покачала головой. – Это безумие. Перси, прошу тебя…
– Мама, я не смогу этого сделать без твоей помощи.
– А если ты переживешь этот… этот «процесс»?
– Тогда я пойду на войну, – признал я. – Выступлю против Кроноса, и в живых останется только один.
Я не рассказал ей всего пророчества, умолчав о той части, в которой говорилось, что мою душу пожнут, а дни мои пресекутся. Не стоит ей знать, что я, скорее всего, обречен. Я надеялся только, что перед смертью остановлю Кроноса и спасу мир.
– Ты мой сын, – горько сказала мама. – Я не могу просто…
Я понимал, что, если хочу ее убедить, нужно продолжать уговаривать, но язык не поворачивался. Я вспомнил бедную миссис Кастеллан, которая у себя на кухне ждет возвращения сына, и понял, как мне повезло. Моя мама всегда была со мной, пыталась облегчить мою жизнь, вопреки богам, чудовищам и всему остальному. Она мирилась с тем, что я постоянно отправлялся на поиски приключений, а теперь я прошу ее благословить меня на то, что может меня убить.
Я посмотрел в глаза Полу, и между нами пробежала искра взаимопонимания.
– Салли, – он накрыл ее ладонь своей. – Я не могу утверждать, что понимаю, через что вам с Перси пришлось пройти за все эти годы, но сдается мне… Перси делает благородное дело. Хотел бы я иметь столько смелости.
У меня комок встал в горле. Меня не часто так нахваливали.
Мама уставилась на свой лимонад, казалось, она вот-вот заплачет. Я подумал о том, что сказала Гестия: как трудно уступить, и предположил, что, возможно, мама это понимает.
– Перси, – сказала она, – я даю тебе свое благословение.
Ничего не изменилось. Кухню не озарил волшебный свет, ничего такого.
Я быстро глянул на Нико.
Тот кивнул. Выглядел он взволнованным, как никогда.
– Пора.
– Перси, – сказала мама. – Еще кое-что. Если ты… если ты переживешь битву с Кроносом, дай мне знать.
Она покопалась в сумке и протянула мне свой мобильный.
– Мам, – замялся я, – ты же знаешь, что полубоги и телефоны…
– Знаю, – кивнула она. – Просто на всякий случай. Если не сможешь позвонить… то, может, подашь другой знак, который я увижу из любой точки Манхэттена, чтобы я знала: с тобой все в порядке.
– Как Тесей, – предложил Пол. – Он должен был поднять белые паруса, когда вернется домой, в Афины.
– Вот только он забыл, – пробормотал Нико. – Его отец в отчаянии спрыгнул с дворцовой крыши. С другой стороны, идея потрясная.
– Как насчет флага или яркого света? – спросила мама. – С Олимпа, то есть с Эмпайр-стейт-билдинг.
– Что-то синее, – проговорил я.
Мы годами каждый день шутили насчет синей еды. Это был мой любимый цвет, и мама нашла способ меня подбодрить. Каждый год мой торт на день рождения, моя пасхальная корзинка, рождественские конфеты всегда были синие.
